Такой прием – чай с лимоном – вполне допустим, но совсем не значит, что применим к каждому обвиняемому и обеспечит необходимый контакт. Я чаем подследственных не поил, но взаимопонимание находил почти с каждым. А с одним… в шашки играл в перерыве между допросами. И надо было видеть, как преображалось над доской его апатичное лицо клиента ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий) и становился внимательным и осмысленным взгляд. А психологический портрет обвиняемого важен для понимания его действий. Моя игра была им оценена высоко: «Хорошо играете! А в СИЗО играть неинтересно – не с кем». И в знак благодарности, предложил признание… в убийстве. «Так ты ж его не совершал, ты ж в это время в ЛТП был (было уже получено документальное подтверждение)?» И совершено неожиданно услышал: «Да, не совершал. Но ведь вас ругать будут за то, что не раскрыли его!» Эффектный результат психологического контакта! Но, несмотря на его уверенное опознание, и столь заманчивое предложение, уголовное преследование в отношении его было прекращено (очерк «Опознание»).
Разумеется, универсальных способов установления психологического контакта нет. Это, безусловно, индивидуальный процесс. Но следователь невысокой квалификации – «ремесленник», использовать его не умеет и считает ненужным.
Именно установление психологического контакта позволяет следствию получить новые, ранее не известные объективные доказательства, устранить все сомнения в виновности и убедиться в полной обоснованности обвинения. А иногда и получить информацию по другому делу, по не раскрытому преступлению. Кстати, отсутствие
50 судимости и юный возраст совсем не исключают совершение убийства. Не раз матери таких мальчиков пытались меня убедить, что признание было просто выбито, ее сын на убийство неспособен. И не один раз, сочувствуя материнскому горю, приходилось убеждать: нет, это именно ваш сын, собранные доказательства места сомнениям не оставляют. Однажды дело в связи с моим отпуском было передано другому следователю, а мать пришла с возмущением: я не согласна, я к прокурору пойду, хочу, чтобы дело сына вели вы. Поглядел на неё с недоумением: «Именно я доказал совершение убийства вашим сыном, коллега лишь дождется заключения экспертиз и направит дело в суд. И она ведь женщина…». И получил ответ: «Вы убедили меня, что это совершил мой сын. Но вы мне сочувствуете, а она накричала на меня: я родила убийцу. Кто ей дал такое право?» Да, конечно, нельзя, без весомых оснований, упрекать мать за преступление сына. Мать не для этого рожает детей, и конечно, надеялась видеть в нем опору и свою гордость… И опять сошлюсь на А. Ф. Кони, который принимал и непосредственное участие в расследовании, и был выдающимся обвинителем, и «по совести и закону» исполнял судебную должность: «Прокурор обращался со мною, как человек с сердцем, он не глядел на меня, как на осужденную, но смотрел, как на обвиняемую, которая может быть и оправдана. То же делали и товарищи прокурора. Я питаю к ним и до сих пор благодарность». В посмертных её записках она тепло вспоминает о нашем отношении к ней и отмечает, что молилась, между прочим, и за раба божия Анатолия… («Игуменья Митрофания»).
Создавайте атмосферу спокойствия и уверенности, никакой нервозности, излишней торопливости и нетерпения. Ничем не проявляйте своего возмущения, неуверенности, разочарования, раздражения. Спокойствие, но не равнодушие, основные условия психологического контакта с допрашиваемым. Уже задавая первые «формальные» вопросы, будьте внимательны к поведению допрашиваемого, и, в зависимости от него, корректируйте тактику допроса.
Искусство следователя состоит в умении слушать и воспринимать все обстоятельства совершения преступления. Двух одинаковых убийств не бывает, обстоятельства их совершения самые разные. Иногда убийцы вызывают искреннее сочувствие – настолько неприглядным, аморальным и противоправным было поведение погибшего. Кстати, возможность квалификации состояний необходимой обороны и аффекта во многом зависит от объективности и профессионализма следователя. Умение слушать – это непременное условие установления психологического контакта с обвиняемым, который должен быть уверен в том, что ничего лишнего ему не припишут. Нельзя обманывать допрашиваемого, не следует обещать свидетелю того, что заведомо для следователя невыполнимо.
Классический пример психологической борьбы следователя с подозреваемым описан Достоевским Ф. М. в романе «Преступление и наказание». Умный, тонкий, лукавый, и, вроде бы, простодушный следователь Порфирий Петрович в итоге вынуждает «идейного» убийцу к признанию. Конечно, нравственные терзания Раскольникова не характерны для современных убийц. Но ведь они не были характерны для преступников и того времени. Многие ли тогда задавались вопросом: «Тварь я дрожащая, иль право имею?» Кстати, и сейчас встречаются философствующие преступники. К примеру, охотно философствовал отрубивший собутыльнику на спор голову (очерк «И жизнь – копейка»), и грабитель, произнесший в суде монолог «А потерпевший кто?» (одноименный очерк). В результате этого монолога подельник был оправдан, а его собственные действия переквалифицированы на кражу. Лишь при новом рассмотрении после отмены приговора, он получил заслуженное наказание.