на неё, страна погибнет. Сарказм Плевако был безупречен: «Много бед и испытаний пришлось претерпеть России за её более чем тысячелетнее существование. Россия выдержала монголо-татарское иго. Россия выдержала нашествие двунадесяти языков Наполеона. Но теперь, теперь старушка украла старый чайник – бедная Россия, она рухнет». Конечно, дело о краже чайника вполне можно было прекратить за его малозначительностью, не доводя до суда, но прекращение дел по малозначительности и в современной России не приветствуется. Оправдание старушки понятно, но батюшка совершил преступление и против собственности, и против нравственности. Служитель бога не только одну из его заповедей нарушил, но и церковное имущество украл, совершив кощунство и богохульство. Защитник был предельно краток: «Господа присяжные заседатели! Дело ясное. Прокурор во всем совершенно прав. Все эти преступления подсудимый совершил и сам в них признался. О чем тут спорить? Но я обращаю ваше внимание вот на что. Перед вами сидит человек, который тридцать лет отпускал вам на исповеди грехи ваши. Теперь он ждет от вас: отпустите ли вы ему его грехи». Отпустили!
Оправдание Веры Засулич, конечно стоит в отдельном ряду – решающую роль сыграло общественное возмущение, вызванное открытым унижением человеческого достоинства представителем власти. Градоначальник Трепов при посещении следственного изолятора за ненадлежащее приветствие приказал высечь арестованного студента. Народовольцы бросили жребий, кто из них убьет градоначальника. Стрелять выпало Вере. На вопрос, признает ли она себя виновной, Засулич ответила: «Признаю, что стреляла в генерала Трепова, причем могла ли последовать от этого рана или смерть – для меня было безразлично». Присяжные выслушали и её биографию. А председательствующий в процессе А. Ф. Кони в напутственном слове обратил внимание на то, что «ее желание отомстить, еще не указывает на желание убить». И призвал «судить по убеждению вашему, ничем не стесненному, кроме голоса вашей совести». Кони затем пояснял: «Говоря „не виновна“, присяжные вовсе не отрицали того, что она сделала, а лишь не вменяли ей этого в вину».
Дело Веры Засулич исторический юридический казус? Отнюдь. Вполне современная яркая иллюстрация последствий сформировавшегося общественного мнения. 21 июня 2019 года в штате Нью-Гэмпшир 26-летний Жуковский, в тот день принявший дозы героина, фентонила и кокаина, врезался в колонну мотоциклистов, состоявшую в основных из бывших морских пехотинцев США. В результате аварии погибли семь человек. 9 августа жюри присяжных признало Жуковского невиновным по всем выдвинутым против него обвинениям. Приговор вызвал возмущение среди американских читателей: «Как такое вообще может быть?! Что происходит с нашей судебной системой?». «Если бы он был русским, получил бы 20 лет тюрьмы. Но он украинец, вот его и отпустили». Надо полагать присяжные видели в подсудимом «жертву» российской агрессии, переживавшую свои психологические травмы. А смерть семи американцев? Так это же неосторожность, в которой он не виноват – «Приговор украинцу за смертельное ДТП шокировал американцев» 11 августа 2022, РИА Новости.
И вердикты современного суда присяжных в России не менее часто вызывают недоумение. А ведь причины достаточно легко объяснимы. Об оправдании за покушение на убийство и причинение тяжкого телесного повреждения на глазах почти десятка свидетелей написано выше. Еще один вердикт по расследованному мной делу.
Во все времена убийство родителей считалось наиболее тяжким преступлением. Михаил Ж., единственный сын, нигде не работал, пил и существовал на пенсию матери, инвалида 1 группы. В этот день сообразить на троих было не сложно – накануне мать получила пенсию. Распитие происходило дома и, как всегда, водки оказалось мало. Дать ещё денег мать отказалась. «Дай, а то сожгу» – пригрозил Михаил. Собутыльники вышли на крыльцо покурить, просто неприятно было присутствовать при таком общении. Михаил облил мать керосином и чиркнул спичкой… Пока вбежавшие на крики ужаса и боли собутыльники смогли потушить огонь, она получила обширные ожоги и на 21 день скончалась в больнице. Присяжные признали Михаила виновным в убийстве матери с особой жестокостью, но сочли его заслуживающим особого снисхождения (оно еще не было исключено из закона). В связи с этим наказание ему было назначено ниже низшего предела – 7 лет лишения свободы. Безусловно, на присяжных повлияли показания медсестры о том, что даже испытывая сильнейшую боль от ожогов женщина спрашивала у неё совета, рассказывать ли милиции о том, что поджог её сын, переживая, что его посадят. Возможно, в совещательной комнате они вспомнили красивую притчу о материнской любви: выполняя желание красавицы сын принес ей сердце матери и споткнулся на крыльце, а матери сердце спросило его: «Не ушибся, сынок?»