И такие вердикты признавать торжеством правосудия? Одним из доводов введения этой формы правосудия было исключение непоправимой судебной ошибки – осуждения к смертной казни невиновного. Хотя никто не решится гарантировать, что при определенном стечении обстоятельств невиновный может быть осужден и этим судом. Их вердикт зависит не только от убедительности доказательств, но и от поведения подсудимого, его национальности, способности «сыграть в искренность» и даже его внешнего вида. Но этот суд дает надежду на справедливость, отсутствием которой часто страдают профессиональные суды. В суде присяжных значительно больше шансов надеяться на оправдание и на справедливость наказания особенно в ситуациях, связанных с противоправным поведением потерпевшего.
Именно профессионалы нашли «управу» на независимость присяжных. Здесь много вариантов «способствовать» вынесению «правильного» вердикта и появлению оснований для отмены приговора при оправдательном вердикте. Ставящиеся перед присяжными вопросы формулируются так, что ответ на них требует многочасового обсуждения, а время отправления присяжных в совещательную комнату приноравливается к окончанию рабочего дня. Судья в напутственном слове разъясняет присяжным порядок голосования: если они не пришли к единодушному мнению, то приступить к голосованию можно не ранее, чем через три часа. А если вердикт будет содержать противоречия, то для их устранения они будут возвращены в совещательную комнату.
Очевидно, что при слушаниях в областных судах в этом случае у присяжных неизбежно возникают проблемы с возвращением домой. Да и кто же положительно воспримет необходимость работать после окончания рабочего дня? Возможность вынесения справедливого вердикта резко снижается. Довелось в качестве защитника участвовать в рассмотрении дела об убийстве двух человек двумя подсудимыми в Московском областном суде. Присяжные явно сомневались в виновности одного из подсудимых. Вопросы судья поставила так, что сама их формулировка должна была вызвать длительное обсуждение. В совещательную комнату присяжные ушли в седьмом часу вечера. Коллега- адвокат предположил, что будет голосование и, вполне возможно, оправдание моего подзащитного. Я возразил – долго ждать не придётся, сомнения у них есть, но вердикт будет единогласным: оба виновны, и оба заслуживают снисхождения. Именно такой вердикт и огласили присяжные через сорок минут, убедившись, что единогласное оправдание невозможно.
Кстати, чрезмерно объемные и сложные для понимания присяжных вопросы послужили причиной отмены Верховным судом даже обвинительного приговора Саратовского областного суда. Поражает стремление оправдать явное процессуальное нарушение: «Вопрос занимал три страницы. Такие вопросы появляются потому, что органами следствия таким образом предъявляется обвинение. В то же время мне непонятно на чем основан вывод, что вопрос был очень сложным для присяжных. Единственная сложность вопроса состояла в его продолжительности» («Российская газета» от 10.04.2007 «Судьи факта» – интервью с председателем Саратовского облсуда А. И. Галкиным). Ссылка судьи на формулировку обвинения следствием некорректна. Судья вправе возвратить дело для устранения недостатков, препятствующих его рассмотрению. А формулировка вопросов перед присяжными полностью находится в компетенции судьи. Ведь очевидно, что, дочитав третью страницу текста поставленного вопроса, даже профессионал не в состоянии повторить точный смысл текста первой страницы.
Вердикты присяжных отмене не подлежат, но оправдательные приговора, вынесенный на основе вердикта, могут неоднократно отменяться по формальным основаниям, то есть из-за допущенных процессуальных нарушений. Статистика свидетельствует – каждый пятый оправдательный приговор в суде присяжных отменяется по этим основаниям. Обвинительные же приговора – в единичных случаях. А по данным Председателя Верховного суда РФ в 2014 году были отменены 40% приговоров с оправдательными вердиктами. Очевидно, что о бесстрастности правосудия говорить не приходится.
Такая статистика – убедительное свидетельство необъективности суда и негласной договоренности государственного обвинения и профессиональных судей. Такая договоренность существовала в России и раньше. В подтверждение приведу цитату председательствующего в знаменитом процессе Засулич: «Меня пригласил к себе Пален (министр юстиции) по какому-то маловажному делу, которое, очевидно служило только предлогом. «Ну, Анатолий Федорович, теперь всё зависит от вас, вашего умения и красноречия». Граф, – ответил я, – «уменье председателя состоит в беспристрастном соблюдении закона, а красноречивым он быть не должен, ибо существенные признаки резюме – бесстрастие и спокойствие». «А вот о чем я вас очень прошу, – внезапно оживившись, обратился он снова ко мне. – Знаете что? Дайте мне кассационный повод на случай оправдания, а?» – и он хитро подмигнул мне глазом… Я не мог не улыбнуться этой циничной наивности министра юстиции. «Я председательствую всего третий раз в жизни, – сказал я, – ошибки возможны и, вероятно, будут, но делать их сознательно я не стану, считаю это совершенно несогласным с достоинством судьи, и принимаю такое предложение ваше просто за шутку…» – «Нет, какая шутка?! – серьезно сказал Пален. – Я вас очень прошу, вы это так умно сумеете сделать…». Я молча встал, и мы расстались…». Выдающийся юрист не посчитал возможным пойти против закона и совести. И вызвал гнев императора, но и спустя время, о принятом решении А. Ф. Кони не жалел, и считал, что дело Засулич его спасло. «Если… я не оказался бы в опале… я бы продолжал взбираться по