Позвольте мне проиллюстрировать сказанное на примере трансплантаций мозга. Мозг состоит из двух полушарий и мозгового ствола. Есть надежные свидетельства того, что люди способны выживать и вести себя как сознательные существа и тогда, когда какое-нибудь одно полушарие в значительной мере разрушено. А теперь представьте себе, что мой мозг (полушария плюс мозговой ствол) разделен надвое и каждая половина мозга вынута из черепа и пересажена в пустые черепа каких-то тел, из которых только что вынут мозг. Кроме того, к каждой половине мозга добавлены от какого-то другого мозга (например, мозга моего близнеца) те части (например, мозговой ствол), которые необходимы для того, чтобы трансплантаты прижились и чтобы были две живые личности, обладающие сознательным опытом.
Я в полной мере осознаю, что столь сложная операция в настоящее время практически невозможна и, вероятно, никогда не будет возможной для ученых, обладающих лишь человеческими ресурсами. Вместе с тем я не вижу каких-либо непреодолимых теоретических трудностей, препятствующих подобной операции. (На самом деле я уверенно ожидаю, что когда-нибудь она будет проведена). У нас поэтому есть основания задать дальнейший вопрос. Если бы такая операция была осуществлена и появились бы две живые личности, обе способные к сознательному опыту, то какая из этих личностей будет мной? Вероятно, обе будут в какой-то мере вести себя таким же образом, как и я, и будут притязать на то, что обе являются мной и обе помнят то, что я делал. Ведь поведение и речь в значительной мере зависят от состояний мозга, и существуют значительные совпадения в «информации», которую несут оба полушария, отвечающие за поведение и речь. Однако ни одна из этих личностей не будет мной. Ведь если бы они были тождественны мне, это были бы совершенно одинаковые личности (если А тождественно В, а В тождественно С, то А тождественно С), а они не являются совершенно одинаковыми. Теперь у них различный опыт, и они живут различной жизнью. Остаются три другие возможности: личность с правой половиной моего мозга есть я; личность с левой половиной моего мозга есть я; ни одна из личностей не есть я. Но мы не знаем, какой из вариантов имеет место. Отсюда следует, что знание только о том, что происходит с мозгом или телом и вообще с чем-то материальным, не скажет нам о том, что же происходит с личностями.
Соблазнительно сказать, что установление того, какая из трех возможностей является правильной, есть дело произвольного выбора. Однако необходимо сопротивляться такому соблазну. Здесь речь идет об очень важном фактическом вопросе. В этом можно убедиться, если вообразить, что меня захватил какой-то сумасшедший хирург, который намеревается провести на мне операцию по расщеплению мозга. Он говорит мне о том (и у меня есть все основания верить ему), что личность, которая будет сформирована на основе левой половины моего мозга, будет вести весьма приятную жизнь, а личность, которую сформируют на основе правой половины моего мозга, окажется ввергнутой в мучительную жизнь. Окажется ли моя будущая жизнь счастливой или мучительной, переживу ли я операцию – все это сугубо конкретные вопросы. (Только тот, кто находится в плену какой-нибудь мощной философской догмы, станет отрицать это). Пока я ожидаю трансплантации и при этом точно знаю, что совершат с моим мозгом, я не в состоянии знать ответ на вопрос о том, что произойдет со мной. Возможно, ни одна из будущих личностей не будет мной – ведь возможно, что разрезание мозгового ствола навсегда уничтожит первоначальную личность, и что даже если восстановление поврежденного ствола приведет к появлению двух новых личностей, тем не менее, ни одна из них не будет мной. Вероятно, я буду личностью, появившейся на основе левой половины. Но возможно, мной станет личность, сформировавшаяся на основе правой половины. Даже если какая-то из вновь появившихся личностей будет в большей степени напоминать меня характером и памятью, все же она, возможно, не будет мной. Я могу пережить операцию, но при этом измениться характером и утратить значительную часть моей памяти в такой мере, что какая-то другая личность в своем публичном поведении будет напоминать меня прежнего в большей степени, чем я сам.