Завершающийся сейчас сорокалетний период делится на две примерно равные части. Период 1970-х и 1980-х годов был отмечен экономическим кризисом и крахом левых и большинства национального девелопментализма проектов XX века. (Восточная Азия составила важное исключение, причем как «справа», на антикоммунистическом фланге, так и «слева», в Китае — очевидно, не идеология режима, а что-то другое оказалось главным фактором в этом региональном исключении.) В последующее двадцатилетие, началом и концом которого можно считать символические даты 1989 и 2008 годы, руководство США оказалось вдруг свободным от внешних ограничений холодной войны и внутренних ограничений социальных компромиссов. Неоконсервативные комментаторы провозгласили возвращение «нормального» капитализма и наступление эпохи глобализации, которой уже не будет конца. Триумфализм, охвативший Запад после 1989 года, с самого начала нес в себе империалистический заряд, поскольку «нормальность» сильно напоминала мировую ситуацию до 1914 года. В ту эпоху левое движение было еще слабым, а колониальные «цветные» народы были покорены силой новейшего западного оружия. Западные капиталисты могли преследовать свои цели впервые на по-настоящему глобальной арене, объединенной новыми транспортными технологиями и замиренной колониальными армиями, при этом почти не сдерживаемые соображениями социальной политики. Показательно, что ностальгию неоконсерваторов вызывала Викторианская Британия и практически никто не тосковал о не менее консервативных послевоенных 1950-х годах, когда экономические показатели роста намного превосходили «Белль эпок», закончившуюся Первой мировой войной. Однако оптимизм и успехи послевоенного развития были слишком прямо связаны с сильными национальными государствами.
Перспективы глобализации XXI века казались ее энтузиастам потрясающими. Американская гегемония теперь надежно исключала межимпериалистические конфликты вроде того, что прервал предшествующую глобализацию в 1914 году. Перемещение трудоемких производств из центра мировой экономики в более дешевые «новоиндустриальные» зоны на периферии способствовало подрыву национального трудового и экологического законодательства. Правительства и граждане многих стран вдруг обнаружили себя участниками безжалостной гонки за «глобальную конкурентоспособность». Демонтаж государственного регулирования позволил ведущим капиталистическим группам заняться получением сверхприбылей от сверхсложных игр на глобальном финансовом рынке. Парадоксальным образом даже народные революции превратились из погибели капитализма в его демократический авангард, пробивающий преграды авторитарных режимов и несущий глобализацию в ранее закрытые страны. Капиталистически ориентированная демократизация на периферии вызвала наплыв неправительственных организаций, взявших на себя роль новых миссионеров. Политически и финансово обременительный колониализм прошлого теперь сменила новейшая эра глобализации, подпираемой как традиционной «жесткой силой» денег (точнее, международных долговых институтов) и оружия (межконтинентальной сети американских военных баз), так как и посредством «мягкой силы» международных экспертов и советников, глобальных масс-медиа, общих поведенческих установок и норм, образцов поведения и потребления, усваиваемых молодыми представителями периферийной элиты как необходимая часть усилий по обретению престижных дипломов управленческих и бизнес-отделений американских университетов. К этому списку новых регулирующих институтов надо добавить полу-и менее легальные возможности для сокрытия денег в глобальном офшорном архипелаге, который наивно считать никак не отслеживаемым. Остается несколько упорствующих «стран-изгоев», которые, впрочем, тоже выполняют полезную назидательную функцию в качестве «оси зла» и идеологических пугал (если, конечно, изгои не попытаются обзавестись ядерным оружием).