Антикапиталистическая революция! мирная или насильственная?
Если кризис технологического замещения станет достаточно тяжелым — возникнет высокоавтоматизированный, компьютеризированный мир, в котором работают очень немногие, а большинство населения сидит без работы или конкурирует за ручной низкооплачиваемый труд в сфере услуг, — произойдет ли революция?
Здесь нам следует оставить экономическую теорию кризиса и обратиться к теории революции. С 1970-х годов в самой теории революции произошла революция. Теда Скочпол (Skocpol 1979), Джек Голдстоун (Goldstone 1991), Чарльз Тилли (Tilly 1995) и многие другие социологи на основе сравнительных исследований исторических путей построения и распада государственных режимов выдвинули теорию, которую можно назвать теорией революции как развала государства. Возникновение революции зависит не от недовольства обнищавших народных низов, а от того, что происходит в верхах. Основные составляющие процесса таковы: во-первых, бюджетный кризис; государство уже не способно оплачивать свои счета и, прежде всего, содержать свои силы безопасности, армию и полицию. Государственный бюджетный кризис становится фатальным, когда он соединяется со второй составляющей — расколом в верхах относительно того, что следует делать в этой ситуации. К этому можно добавить вторичные факторы, которые предшествуют основным в цепи событий и обычно (хотя и не всегда) включают причины военного характера. И тем не менее бюджетный кризис нередко происходит из-за накопившихся военных расходов, а раскол в элите более всего усиливается военными поражениями, которые дискредитируют правительство и ведут к требованиям кардинальных преобразований. Раскол элит парализует государство и открывает возможность для возникновения новой политической коалиции, преследующей уже радикальные революционные цели. Именно при таком вакууме власти (который теоретики общественных движений теперь называют структурой политических возможностей) становится возможна успешная мобилизация революционных движений. Обычно они выступают от имени недовольных низов, но на деле радикальные движения возглавляются группировками, выделившимися в момент кризиса из верхнего среднего класса и выигрывающими за счет превосходства своих личных сетевых связей, навыков и организационных возможностей. Как много лет назад отмечал Алексис де Токвиль, радикализм революционного движения не соотносится со степенью обнищания. Уровень радикализма, судя по всему, что нам сегодня стало понятно, относится скорее к области идеологической и эмоциональной динамики разворачивающегося конфликта — хотя теория того, как конкретно эти процессы происходят в различных исторических контекстах, пока остается недоработанной.
Практически все революции вплоть до сегодняшнего дня происходили не по причине экономического кризиса на капиталистических рынках, а из-за внезапного распада власти правительств. Основная составляющая здесь — кризис государственного бюджета, а он обычно не зависит напрямую от размаха кризиса в экономике страны. Все это означает, что революции продолжат происходить и в будущем, поскольку даже без военных поражений правительства будут предсказуемо терпеть тот или иной фискальный крах и будет воспроизводиться причинно-следственная последовательность, где бюджетный кризис обнаруживает отсутствие единства в элитах, развивается паралич исполнительной власти и охватывает критические важные силовые ведомства. Правительственные кризисы происходят чаще, чем полномасштабные экономические кризисы. Что получается, если соотнести это с долгосрочным трендом технологическому замещению рабочей силы? Здесь просматривается несколько возможностей. Революции могут произойти в каких-то отдельных странах, причем не обязательно там, где технологическое замещение происходило наиболее интенсивно. Могут произойти революции, вообще не связанные с требования найти ответ на проблему технологического замещения. Но возможны также и революции, которые примут явно антикапиталистический характер.