«Реальная» экономика остается в депрессивном состоянии, пусть и не в настоящей «депрессии». Рост ВВП низок; безработица остается высокой; количество создаваемых рабочих мест постоянно не дотягивает до ожиданий аналитиков. В то же время обеспокоенность инфляцией и государственным долгом заставляет некоторых утверждать, что следует отказаться от стремления к росту и предпочесть бюджетную экономию. Долгосрочное бюджетное положение многих штатов США представляется почти столь же плачевным, как у Греции или Испании (несмотря на краткосрочное восстановление в некоторых из штатов), и хотя у федерального правительства есть бюджетные инструменты, отсутствующие у штатов, ему приходится иметь дело со значительными дефицитами, не имея соглашения по урезанию бюджета или какому-либо варианту их финансирования. Экономическое недовольство — главный фактор широко распространившегося и весьма глубокого недовольства политического. Популистское возмущение коррумпированным, заботящимся только о себе или некомпетентным правительством связывается с более традиционными правыми и одновременно левыми идеологиями. Ослабление политической легитимности — одна из угроз, ставящих под вопрос сохранение капитализма в его современном виде.
Однако европейский путь обещает, судя по всему, не развал или революцию, а стагнацию. Европе не хватает роста, однако она все еще поддерживает относительно высокий уровень жизни, сохраняя базовую функциональность экономической системы. В магазинах все еще есть товары (хотя все больше магазинов закрывается). Большинство государств платят по счетам (хотя и продолжают сокращать расходы). Главной политической программой стала бюджетная экономия, то есть попытка преодолеть дефицит государственных счетов. Поскольку это дало небольшой положительный результат, пусть и достаточно скромный в абстрактном и долгосрочном выражении, политики все больше ищут роста, однако пока они нашли очень мало приемлемых механизмов его порождения.
Европа, не сумев разобраться со своими финансовыми проблемами на уровне Союза, теперь имеет дело с несколькими финансовыми кризисами, структурированными на уровне отдельных государств. Однако в ЕС сохраняется достаточно экономических сил и политической воли, чтобы раз за разом спасать банки и финансовые рынки. В народе распространяется недовольство, однако пока не было сформировано широких социальных движений, которые бы бросили вызов существующим политическим партиям или процессам. Огромные манифестации и периодические оккупации публичных площадей сигнализируют о несчастье, но пока они не нашли способа превратить его в новые политические программы, которые бы означали нечто большее, чем упреки старой политике. Правые популисты подхватили антииммигрантские и другие реакционные программы, однако, хотя и можно было отметить их зловещий рост, они остаются маргинальными движениями, так что их влияние в наибольшей степени сказывается в том, что массовые консервативные партии сдвигаются вправо. Европейских левых почти не видно, если не считать эгоистических, по существу, забастовок и этатистских манифестаций во Франции. Зато возник ряд «антиполитических» по своей природе движений — например, «Движение пяти звезд» в Италии под предводительством Беппе Грилло, которое нашло поддержку и в других странах, где граждане голосуют не за более эффективное правительство, а против правительства вообще и особенно против политиков. Народная реакция на экономический кризис и слабую эффективность государства часто сопровождалась ультраправыми и ксенофобскими выступлениями.
США применили стимулирование экономики, более ориентированное на рост, и были награждены достаточно скромным повышением экономических показателей — возможно, 2 %-ным ростом, что намного лучше, чем в Европе с ее ростом в 0–1 %, но вряд ли это действительно ободряющий результат. Перспективы США несколько улучшились, по крайней мере на какое-то время, в силу новых источников энергии, а в долгосрочном плане — благодаря более предпринимательской экономики. Однако динамизм страны подорван тупиковым политическим процессом. Хотя сегодня «Чайная партия» в электоральном отношении организована как крыло Республиканской партии, ее корни представляются намного более антиполитическими, то есть она не сильно отличается от «Движения пяти звезд». Ее идеи отвращают правых республиканцев от возможных решений и заставляют их все больше сопротивляться компромиссам и, следовательно, всем доступным политическим вариантам действий. Администрация Обамы придерживается в основном центристской технократической позиции, хотя она и сумела провести небольшое число либеральных инициатив, ставших ее главными политическими инновациями. Однако она не смогла осуществить общую переориентацию после кризиса. В финансах по-прежнему господствуют все те же организации, чьи программы мало отличаются от докризисных. Некоторые из наиболее значительных угроз американской экономике заключаются в отягощенных долгами бюджетах штатов и муниципалитетов. Сокращение расходов на этих уровнях снижает воздействие федеральных затрат на стимулирование, но еще более важно то, что правительства местного уровня и уровня штатов имеют долгосрочные обязательства, которые могут привести к бюджетному провалу, если только рост в сочетании с инфляцией не снизит их бремя.
Хотя кризис 2008 года коренился в США и Евросоюзе, его последствия оказались глобальными. Из-за тесных связей и быстрых потоков глобального капитализма и глобальных медиа стало казаться совершенно очевидным то, что кризис попросту глобален. Наполовину это было истиной, а наполовину — иллюзией или, возможно, искажением перспективы. Волнения на рынках капиталов имели далеко идущие последствия. Снижение цен на активы нанесло ущерб суверенным фондам в Абу-Даби и практически разорило соседний эмират — Дубай. Обострившаяся безработица, особенно среди молодежи, вероятно, способствовала так называемой «Арабской весне» (хотя, конечно, экономический кризис выступал в этом случае лишь одной из составляющих более сложной истории). Фондовые рынки в Шанхае, Токио и Йоханнесбурге опустились вместе с рынками Нью-Йорка и Лондона, хотя потом они восстановились намного быстрее. Заводские рабочие Китая и Вьетнама остались без работы из-за спада глобального спроса, однако китайская и вьетнамская экономики, сбавив на какое-то время темпы, продолжили рост. Цены на энергию и другие природные ресурсы остались чрезвычайно волатильными. Сначала они значительно упали, а потом восстановились на спросе с продолжающих расти экономик вроде китайской, но затем снова просели, как и сама китайская экономика.
Какое-то время, когда США старались избежать второй волны кризиса, а Европа боролась с суверенным долгом отдельных стран — членов ЕС, Китай, Индия и некоторые другие развивающиеся страны сохраняли быстрый рост. В самом деле, главной заботой китайских политиков в 2011 году был не экономический спад как таковой, а, скорее, «перегрев», при котором экономический рост перекрывает поставки сырья, рабочей силы и других факторов производства, порождая инфляцию, которую трудно усмирить. Хотя Китай стал одним из крупнейших кредиторов США, он (как и другие иностранные инвесторы) должен был обеспокоиться стоимостью своих долларовых активов, как и рынками для своего экспорта. На момент написания этой статьи рост в Китае по-прежнему удерживается на уровне, который не может не впечатлять европейцев, однако он быстро снизился, доказывая то, что Китай не защищен от влияния глобального спада. Перегретые финансовые рынки создают и другую проблему. В Пекине и Шанхае тысячи квартир стоят пустыми, их купили спекулянты, надеявшиеся на быструю перепродажу. Если рост не усилится в ближайшее время или, еще хуже, упадет ниже 5 %, этот пузырь недвижимости может лопнуть, создав нисходящую спираль, когда отягощенные заемными средствами собственниками будут избавляться от своего имущества. Это относительно локальный и ограниченный пример системного риска, однако есть и другие примеры гораздо большего масштаба, обусловленные тем, что широко используемые заемные средства и финансовые рынки тесно связаны друг с другом.