И это еще один фактор, из-за которого руководители Китая боятся недовольства в стране.
В Индии капитализм остается относительно оживленным, более предпринимательским и менее привязанным к центральному правительству. Последний момент выглядит весьма позитивным, поскольку центральное правительство здесь заметно менее эффективно. В Индии больше застарелых проблем с бедностью и менее развитая инфраструктура. Неэффективность тормозит экономику. Однако ее рост был довольно значительным, и ей, похоже, не так грозят спекулятивные пузыри. Однако, как и в случае Китая, ее экономическая и политическая эффективность ослабляется широко распространенной коррупцией. Подобно Китаю она столкнулась с обширными экологическими проблемами (хотя они и не могут сравняться с катастрофическим загрязнением воздуха в Китае). В Индии, более открытой автономным институтам, намного больше филантропических организаций, нацеленных на снижение рисков и борьбу с бедностью. Однако одна из ее проблем — массовое неравенство, а быстрая урбанизация создает новые, но не менее опасные формы этой проблемы. Государственные институты, которые должны были поддерживать тех, кто не имеет ресурсов для рыночных решений, остаются довольно скромными.
Заметный рост сохранился и во многих странах Африки, а также на некоторых из развивающихся рынков Азии и Латинской Америки. После многих лет пренебрежительного отношения со стороны Европы Турция ныне демонстрирует завидный для Европы уровень роста, хотя это не устраняет политического недовольства.
Однако многие другие экономики по всему миру в лучшем случае выбиты из колеи, тогда как глобальное капиталистическое расширение вот-вот остановится. Тем самым демонстрируется иллюзорность представления и в том, будто БРИК и другие развивающиеся рынки попросту продолжат, подхватив эстафету, капиталистическое расширение, или, другими словами, будто кризис ограничивался исключительно богатыми мировыми экономиками. Это был глобальный кризис, и то, что он включен в капитализм глобализации, как раз и стало одним из его факторов. Вместе с тем его последствия в разных местах различны. Кризис ускорил перенос глобальной экономической власти в Китай (и в разной мере в другие «развивающиеся» экономики) — перенос, который начинался в виде одного из аспектов финансиализации богатых промышленных экономик мира. Ирония в том, что это намного больше сократило разрыв между богатыми и бедными странами, чем программы развития и помощь, предоставляемая в прежние десятилетия промышленного бума. Долгосрочный рост не оградил Китай от влияния глобального спада, тогда как другие страны БРИК столкнулись с намного большей волатильностью (например, Россия) или же с большим спадом (например, Бразилия).
В целом основной вывод выглядит так: вряд ли капитализм придет к своему концу в результате одного лишь экономического кризиса, каким бы он ни был. Больше всего ему угрожает сочетание экономического кризиса с политическим или же расторжение неявного договора, при котором люди соглашались на ущерб обществу или экологической среде, поскольку стремились к росту. Европа пробуждает призрак капитализма без роста, что выглядит едва ли противоречием в определении, и не совсем ясно, как она с ним справится. Азия, похоже, все еще не отказывается от роста, однако он совмещается с неустойчивой и уязвимой политикой. Все чаще возникают политические волнения — и в том случае, когда спад роста разочаровывает тех, у кого росли ожидания, и в том, когда избранные руководители сужают, как может показаться, публичные свободы и подавляют инакомыслие.
Хотя капиталистическая эпоха оформлялась представлением о том, что воображаемую чистую экономику можно строго отделить от государства и гражданского общества, сам капитализм всегда производился и должен производиться в практиках и организациях, которые постоянно нарушают эти границы. Отношения между государствами и экономической деятельностью являются конститутивными, а не случайными.
Капитализм зависит не только от организации рынков как «объективного» системного феномена, но и от социальных и культурных конструкций, таких как корпорация, представляемая не только правовой единицей, но и способом организации труда. Распространение капитализма зависело не только от государств и обществ, но и от эксплуатации природы. В каждом из этих трех случаев капитализм разрушает условия, от которых он зависит, причем чрезмерная финансиализация и неолиберализм лишь усиливают эту тенденцию. Будущее выживание капитализма зависит от того, можно ли найти способ ограничить или обратить вспять это разрушение, не устраняя сам капитализм.
Институциональные дефициты
Во многих странах Азии и отдельных частях Африки и Латинской Америки несложно заметить обновление и трансформации. Высокие темпы роста обусловливают общий оптимизм относительно капиталистического будущего и даже подталкивают государства поддержать активистов и заявить приверженность «зеленому будущему» и созданию более качественных систем социальной поддержки. Несложно заметить контраст с истерзанной жесткой экономией Европой и загнанными в политический тупик Соединенными Штатами, в которых рост лишь незначительно превышает европейский. И все же здесь есть ключевое сходство, несмотря на различие в настроениях и траекториях.
Капиталистический рост означал огромные издержки в плане загрязнения окружающей среды, социальных волнений и неравенства. Присвоение непропорционально большой части богатства капиталистической элитой достаточно очевидно, им даже бравируют, хотя до сего момента плодами развития пользовалось достаточно людей, чтобы заглушить протесты. Коррупция усугубляет уже имеющееся неравенство. В то же время требуются значительные инвестиции в инфраструктуру и ресурсы как для самой промышленности, так и для размещения быстро растущего городского населения. В основном все эти издержки экстернализируются, тогда как новое богатство присваивается теми, у кого есть возможность получать капиталистические прибыли, требовать их часть в виде заработной платы или же облагать их налогами. Другими словами, экологические и социальные издержки не являются статьей расходов в балансе корпораций; более того, правительства вынуждены оплачивать большую часть счетов по необходимым инфраструктурным инвестициям.
Значит ли это, что история капитализма завершена? Это зависит от «режима экстернализации», который позволяет его предприятиям опираться на государства, некоммерческие организации и, по сути, семьи и обычных людей, которые, как правило, оплачивают расходы на базовые условия (такие, как инфраструктура) и в то же время несут издержки, связанные с причиненным ущербом, оказывающимся побочным продуктом капиталистического роста. В самом деле, в значительной мере прибыльность и рост капитализма зависят от экстернализации издержек. Фирмы редко оплачивают полную стоимость общественных инвестиций, которые им выгодны, — например, здравоохранения, образования рабочих или строительства необходимой инфраструктуры. Они загрязняют окружающую среду и производят отходы, однако не несут финансовых, человеческих или природных издержек, обусловленных этим ущербом. Другими словами, капитализм порождает немалое богатство, но он при этом всегда создает побочный продукт — жесточайшее «беднятство» (illth — если использовать термин, придуманный Джоном Рескиным в середине XIX века в Британии, страдавшей от бедности и загрязнения окружающей среды). Он может продолжать порождать богатство, лишь пока терпят такое беднятство. Государства пытаются прийти к некоему компромиссу, однако обложение капитализма адекватными налогами, которые позволили бы оплачивать его издержки, подрывает международную конкурентоспособность государств и даже может уничтожить сам динамизм капитализма, являющийся источником богатства.