Опомнилась я резко, вспомнив об ударно-волновой терапии, на которую я опоздаю, если не выеду сейчас же.
— Чёрт, — резко вскочила я, — мне пора.
— Подожди, я провожу, — начал собираться Денис, но я уже включила телефон и вызвала такси, которое на мое счастье прибудет через минуту.
— Не надо, — улыбнулась я, — спасибо.
Я потянулась и сама чмокнула Дениса в щеку, но он успел повернуть голову так, чтобы поцелуй пришелся в губы. Я сделала это на автомате. Так я прощаюсь с сестрами, мамой, в общем-то с людьми, которые мне дорогие. Даже с Авророй мы стали приветствовать и прощаться друг с другом поцелуями в щеку. Только почему я вдруг решила, что Денис входит в число «родных» мне людей, не понятно.
— Пока, — резко отскочила я от него и побежала на выход.
Свои эмоции я предпочла не анализировать. Все было как-то ново, странно, непонятно, но при этом на лице играла улыбка.
Кажется, мне понравилось общаться с Денисом, хоть я и понимала, что его интерес ко мне исключительно до того момента, пока не окажусь у него в постели, а делать этого, естественно, я не собиралась. Он умел покорять сердца, от него веяло харизмой и какой-то мужской силой, которой не было у других парней. Но забываться я не намерена.
Вообще я надеюсь, что после сегодняшнего инцидента, родители услышат меня и примут верное решение на счет операции, иначе… иначе мне придется придумать что-то такое, что будет ещё хуже, чем вызов директора в школу. И хоть сегодня все получилось случайно с «хлебо-булочной» войной, в другой ситуации я бы пошла убирать эту дурацкую столовую, даже несмотря на несправедливость такого решения, но сегодня я умышленно сбежала, желая показать родителям, что бунтующий подросток это гораздо хуже, чем подросток — спортсмен.
Глава 11
Алёна
Ударно-волновая терапия — это очень больно! Шоковая процедура, я бы сказала. Врачи направляют сильный удар по болевым точкам. Удары идут с такой силой, аж искры из глаз — очень быстро и неприятно, но они вызывают приток крови к поврежденным участкам, и начинается быстрая регенерация.
Но, несмотря на все мучения, я вышла с медицинского центра со счастливой улыбкой на губах! Потому что мой лечащий врач разрешил мне легкие физические нагрузки. Конечно, это не полноценные тренировки, но лучше, чем ничего. Я была такая окрыленная, будто мне разрешили уже выйти на лёд. Но об этом речи пока не шло.
Я влетела на крыльях счастья домой, совсем позабыв о событиях школе. Встретил меня папа с нечитаемым выражением на лице.
— Привет, пап, — кинулась я в объятия к отцу, ещё не понимая, что меня ждёт серьезный разговор.
Он замешкался, но обнял в ответ.
— Пришла? — вышла мама в коридор.
По маминому выражению лица я поняла, что что-то случилось, а потом и вспомнила о своей небольшой шалости в школе. Но все равно вихрем пронеслась мимо отца, сжала маму в объятиях и чмокнула в щеку. Мама опешила сначала, но потом улыбнулась, хоть и пыталась держать строгое выражение на лице.
— Голодная? Пойдём на кухню, — вздохнула мама.
Не ругают — уже хорошо, наверное, но странно. Почему? Я думала, они в ярости будут. Мама налила мне обычный суп с вермишелью, а я была такой голодной, что накинулась на него, будто два дня не ела. Он мне показался божественно вкусным! Родители переглядывались, но молчали, ждали пока я все съем.
— Спасибо. Очень вкусно, — пробубнила я, наливая себе чай.
Родители сидели уже с кружками чая, выжидая время, чтобы начать разговор. На душе было так хорошо, что я непроизвольно улыбалась.
— Теперь рассказывай, — начала мама, — мне позвонили со школы, попросили прийти завтра.
Я пожала плечами.
— Я невиновата, — решила поставить все точки над «и» я сразу, — но меня такой сделали.
— Ну-ну, — усмехнулся отец.
Только сейчас я заметила, что его, кажется, веселит вся эта ситуация в отличие от мамы.
— Да ничего такого не произошло. Один мальчик, которого я не знаю, кинул пирожок в мою одноклассницу, обозвал ее, а я кинула в ответ в него… ну и понеслось. На меня пальцем показали, что я якобы я первая начала кидаться едой, а я на самом-то деле просто заступилась за одноклассницу. Потом заставили убираться в столовой, но я не стала. И не жалею. Я там не одна участвовала, половина школы точно, или всех или никого наказывать нужно, а не искать козла отпущения.
Папа хмыкнул. Его любимое правило было такое с самого моего раннего детства: если никто не сознался в содеянной шалости из сестер, то всех помиловать или всех наказать. Обычно он нас отпускал, не наказывая никого. Но мы никогда не выдавали друг друга. Негласное такое правило, хотя чаще всех проказничала Лика, но прикрывали всегда и ее.