Трудно, должно быть, найти другое произведение, где бы связь так называемой русской идеи с фашизмом была бы продекларирована столь открыто и простодушно. Даже не связь - идентичность.
Если пользоваться советской фразеологией, то у автора просто не хватает слов, чтобы выразить полное удовлетворение. Ни о каких неприятностях от нашествия немцев он и не вспомнил. Какие там еще фермеры на Украине? Гестапо даже гебешников с распростертыми объятиями приняло в свои ряды: кто же станет бросаться такими профессионалами. Не было ни бредовых идей о жизненном пространстве, ни о превосходстве арийской расы. Не было лагерей смерти, душегубок, крематориев, Бабьего Яра, варшавского гетто, не было и сопротивления - ни французского, ни югославского, ни белорусского... Ничего не было... А всего лишь пролетел над Россией тихий ангел то ли со свастикой, то ли уже с руническим знаком на рукаве и стала она жить, да поживать, да добра наживать под сенью дружеских штыков.
Мы похожие теории уже слышали, так что ничего нового автор нам не со
- 3
общил. Любопытна разве что эволюция самого Абрамова. Большинство его многочисленных книг, выходивших в прошлом в соавторстве с отцом, а потом и в результате самостоятельных усилий никаких мыслей не содержали. Будем справедливы - вредных тоже не содержали. Иногда Сергею Абрамову что-то удавалось. Например, в повести "В лесу прифронтовом" несколько физиков проводят опыты с машиной времени, и в результате одного из них внезапно появляется грузовик с эсэсовцами, которые направляются с явно карательными намерениями в ближайшее село, жители которого, разумеется, ни о чем не подозревают: война-то давно кончилась. Тогда можно было подумать, что автор справедливо предупреждает об опасности непродуманных экспериментов. Но раз уж случилось непредвиденное, то и автор, и его герои заняли правильную нравственную позицию: почти невооруженные студенты должны остановить карателей во что бы то ни стало, даже ценой собственных жизней. Что же случилось с редактором еженедельника "Семья", в котором он вроде бы проповедовал незыблемые, можно даже сказать христианские, ценности? А то и случилось к чему, видимо, давно лежала его писательская душа. И я склонен думать, что это неплохо - человек раскрылся, и мы по крайней мере не будем заблуждаться в его истинных умонастроениях. А заодно с ним раскрыли свои карты и все те, кто способствовал изданию сего ценного труда - редактор журнала "Четвертое измерение" М.Латышев, иэдательства "Олимп" и "Терра". Будем знать. Пригодится.
Вот почему я и начал разговор о повести Абрамова с фразы: "Вот ведь как интересно получается". Теперь уже мы должны учиться у американского автора демократическим взглядам, принципиальности, непримиримости в борьбе с таким, увы, неуничтоженным злом, как фашизм.
Но позвольте, возразят те, кто читал оба произведения, ведь и американец изображает в своей книге японских оккупантов вовсе не злодеями, не насильниками. Есть тут маленькая разница. Дик угадал тенденции послевоенного развития Японии и изображает японцев как нацию, отринувшую свое прошлое, стыдящегося его, стремящегося искупить свою историческую вину перед другими народами. Как мы знаем в настоящей, невыдуманной истории, то же самое произошло и с немцами. Но у Абрамова нет ни слова ни о покаянии нации, ни о преступлениях нацистов. Напротив, именно потому, что они были такими "крутыми", им и удалось навести образцовый орднунг и в своей стране, и в нашей, и во всем мире. Нам бы самим нипочем не справиться...
Уже помянутый "Остров Крым" Василия Аксенова был написан задолго до "Тихого ангела..." Он появился в печати как раз тогда, когда советские "Антеи" высаживали ограниченный контингент на афганских аэродромах. Но книги можно сравнивать по степени авторской свободы. Вот что написал один, как только получил возможность свободно выговариваться, а вот что написал другой. /О разнице талантов здесь мы говорить не будем/.
Сочиняя свою "утопию" Аксенов, понятно, не мог еще знать ни об Афганистане, ни о том, когда начнется перестройка, ни о том, во что она превратится. Но из той части книги, которая посвящена описанию бывшего СССР, становится до боли очевидной неизбежность разрушения, казалось бы, прочнейшей системы. Как во время спитакского землетрясения выяснилось, что в связующие растворы воровски подсыпали песочек вместо цемента, так тот же песочек подменил цемент в масштабах всей страны. Стругацкие, правда, предвидели этот крах задолго до Аксенова, но они были вынуждены высказываться более или менее иносказательно, тогда как удравший за пределы влияния 5-ого отделения КГБ Аксенов рубил с плеча и называл вещи своими именами. Я бы не называл манеру изображения нашей доперестроечной жизни сатирической, хотя Аксенов, похоже, стремился к этому. Но сама действительность была такой, что если самым натуральным образом, волосок к волоску, по Шилову, выписать ее портрет, то он перешибет всякую сатиру, особенно когда речь заходит о моральном разложении верхних эшелонов власти.