Илья и после совета не мог уснуть. Он понимал — зимовка будет трудная, выдержит ли он ее? В крепости
Тотьме полтора десятка стрельцов, взять ее будет про* сто, а как удержать? Здесь север, зима все восемь месяцев: на благо она будет вольным людям или на погибель? Соберутся ли весной ватаги, не растворятся ли по необъятной таежной земле? Вспомнил Илья разговор с Мироном о сыне. Когда он успел им обзавестись?
— Мирон, ты не спишь?
— Думаю.
— В тюрьме ты сказывал, что холост, полгода не прошло, и вдруг — сын? Когда успел?
— Я вдову нашел с грудным дитем. Теперь она в доме моем живет. Мужа в Кузьмодемьянске убили: Обещала ждать меня.
— Красивая?
— Все при ней.
— Это хорошо. Мне, пожалуй, тоже твоему примеру последовать надо. Одному зимовать не дело.
— Смотри сам.
3
Тряслись от страха воеводы в своих худых крепостишках, прятались в лесах приказчики, зарывали свое добро в мерзлую землю, засыпали снегом богатые «лут-шие» мужики.
Люди Илейки и Мирона наводили ужас на бояр и вселяли надежду простому люду. Бывало всяко: их встречали в селах с хлебом и солью, иногда собирались богачи с приставами, давали отпор. С такими ватажники не связывались — отходили. Делали запасы на весну, благо снег пока был еще мелок, в тайных местах копали бурты, складывали туда мешки с зерном, мясо, солонину, крупы, горох. Все это оболокали сухой соломой, покрывали землей и снегом. Илейка снова повеселел, дела шли хорошо и как задумано.
Наступила пора разведывать Тотьму.
Итти в разведку Илейка собрался сам. Приготовили пять саней, в них запрягли самолучших лошадей, одну под седлом пустили в поводу. С собой атама-н взял шестерых самых верных сотников. Есаул Куварка остался в Троицком селе, Мирон и Левка Мумарины держали основное войско в Судае.
Илья велел всем переодеться под крестьян, с собой взял монашескую дорогую рясу и коблук. В город Тоть-му он надумал итти под видом протопопа. Отец Тимофей научил его, как вести речи, чтоб походить на священнослужителя.
Выехали ночью. Ветер, который дул с вечера, утих, небо вызвездило, ударил сильный мороз. Сразу все закоченели, пробовали греться, бежали рядом с санями, но это помогало плохо. Покаялись, что не рзяли тулупы. Проехав полпути, замерзли окончательно. И тогда Федька Носок сказал:
— Слышь-ко, атаман. Вот тут в стороне Леденское Усолье есть. Верст пять всего влево. Може, заедем погреться? Ино приедем к Тотьме ледяными сосулями. Не до разведки будет.
Илья согласился.
Усолье Леденское — село богатое, торговое. Крестьян там мало — купцы да работные люди в соляных копях. Спрятав за пазуху пистоли, атаманы вошли в кабак. Была суббота, в кабаке шумно, все столы заняты питухами. У печи молодая жонка выгребала из загнетка угли, вздувала лучину, ставила в светец. Илейка глянул на ее пристально — похожа> на Алену. Пахло овчинами, кислой капустой, печеным хлебом. Из харчевой изб.л вышел ярыга в фартуке, в шелковой рубахе, поставил на стол жбан, высыпал из фартука десяток точеных чаш, оловянную гарель. С краю стола сидел молодой, лет. тридцати, здоровенный широколицый мужик.
— А ну-ко, подвинься, — строго сказал Илья. — Не видишь, люди застыли.
— У печки потопчись, согреешься, — грубо ответил широкорожий, отвернулся. Андрюшка Пермяк сунул ему под рыло пистоль:
— Тебя по хорошему просят— подвинься.
Подскочил голова кружечного двора Ивашка Сергеев, сказал:
— Уступи, Панкрат Данилыч, я те особый стол поставлю. — Выволокли дубовый стол, широколицый с друзьями пересел. Ярыга угодливо пододвинул жбан к Илейке, на освободившуюся скамью уселись атаманы.
— И штей горячих, — приказал Илья. — И чтобы мясо. — Ярыга принес всем щей, на тарель навалил гору мяса, хлеба. Федька Северга склонил жбан, налил шесть чашек. Илья попробовал, сплюнул, в чаше оказалось не пиво, а водка. Спорить не стал, выпил до дна. Выпили и другие, занюхали хлебом, принялись хлебать щи. По телу Ильи разлилась теплота, в голове зашумело, за-приятнело. Северга налил еще.
В кабаке становилось все шумнее. Кричали и спорили хмельные мужики, были средь них и бабы.
Илейке захотелось петь. Он кивнул атаманам и запел:
Сядем-ко, ребятушки, на зеленый луг,
Па зеленым луг, но единый круг!
Федька тонким, бабьим голоском подтянул
Споем-ко, ребятушки, песню нпную Песню новую, про Стеньку Рч<инч..
— Ты кто такой будешь? — К Илейке подошел широколицый.
— А ты кто?
— Я Панька Замятин! — мужик выпятил грудь.
— Что-то не слышал про такого, — Илья сильно захмелел. — А я Ильюшка Долгополов. Слышал?
— Если не врешь .. Про тебя в этих местах все знают.