— Ну и отваливай.
— Зачем же так, Илья Иваныч? Я, может, за твое
здоровье выпить хочу. '
— На дармовщинку?
— Панька Замятин — на дармовщинку?! Эй, кружечный Жбан водки на стол. За мной счет! У нас ныне гости знатные
Ярыга ловко метнул на стол жбан. Замятин взял ковш, расплескал питие по чашам.
— Так как, бишь, тебя звать-то? — спросил Илья, принимая чашу
— Панкратом. Я тут всему Усолью голова. Прика-щик на копях соляных. С прибытьем, Илья Иваныч.
Илья вы 1гил водку, подмигнул дружкам, сказал вроде в шутку
— У нас, казаков, обычай такой — прикащиков под саблю
— За что же меня под саблю, Илья Иваныч? Я боярам не служу, копи государевы, а люди у меня работные. Больше половины к тебе утекли. Я их не задерживаю. Я бы и сам...
— Медлишь чего?
— Боюсь. Ты же сам сказал — под саблю.
— Приходи. Вот Тотьму возьму, воеводу повешу — милости просим.
— Выпьем за то1—Панька налил чаши, казаки дружно выпили.
Жонка, что следила за лучиной, покачивая бедрами подошла к Илье, подсела на край скамьи:
— Подвинься, молоденькой, посади рядком, хорошенькой, — и прильнула к плечу.
— Ты, Аленка, к мужику не лезь, — строго сказал Замятин. — Свое место знай.
— Отчего это — не лезь. А ну, садись! — Илья обнял жонку, подвинул к ней чашу. — Выпей с нами.
Жонка пригубила питие, хихикнула.
— Хошь, я тебя поцелую? — Илья разгладил усы.
— Цалуй. А умеешь?
Илья положил руки на плечи жонке, рванул ее к себе, поцеловал. Она обвила его шею руками, прижалась к щеке.
— Ты казака не задуши! — крикнул Носок. Все захохотали.
А жонка в шуме в самое ухо:
— Берегись, атаман, за стрельцами послано.
Илья, как будто ничего не случилось, толкнул ее локтем, спросил:
— Замуж, Алена, пойдешь за меня? Али замужняя?
— Вдова я. Мужа в копях засыпало.
— Так, может, поженимся?
— Ребятишек двое. Какая из меня невеста.
— Ребятишек вырастим. Ты, главное, полюби.
— Сватай.
— Вот возьму Тотьму — стану воеводой. А ты воеводская жена будешь. Любо?
— Любо. Я пошла бы. Здесь мне совсем худо.
— Плюнь ты на них. Как услышишь, что Тотьма моя — приходи.
— Хватит, Аленка! — крикнул Панкрат. — Видишь— лучина гаснет.
Лучина, и впрямь, пустив вверх струйку дыма, погасла. Илья в темноте склонился к Якушке, шепнул:
— Скажи всем—следить за дверью. Стрельцов'ждут.
Раскрылась дверь широко, впустила клуб пара, через
порог перешагнул стрелецкий сотник, за ним четыре стрельца.
Шесть пистолей грохнули почти враз. Сотник и стрельцы упали у порога.
— Выбросить на мороз! — приказал Илья. — Никитка, Якушка, достаньте в санях сабли, пищали, стойте у дверей, придет время — сменим. А ты, калена вошь, целовальник, если еще пошлешь за стрельцами —зарублю!
— Лучше бы ехать, атаман,—посоветовал Пермяк.— Пора уж."
— Добро! Эй, Ивашка! Где у тебя вино? Выкатывай бочку, живо!
Целовальник нырнул в харчевню, выкатил бочонок ведер на пять. Атаманы подхватили ее, вынесли. Илья подошел к жонке. поцеловал ее:
— Смотри, приходи. Ждать буду.
— Приду.
Панька Замятин, покинув кабак, пошел по лачугам— поднимать рабочих соляных копей.
Ночью, в дикий мороз, солекопы сходились неохотно.
— Есть, мужички, дело, — сказал Панька. — Надобно кой-куда сходить, кой-кого словить. Заработок будет немал — по рублю на рыло.
— Мы люди работные, — сказал один. — Мы купцов не грабим.
— Только что из кружала уехал пьяный атаман Илья Долгополов, а с ним шестеро пьяных же. Они, я чаю, теперь по саням спят, связать их — плевое дело. Тотемский воевода отвалит за них сотню рублев за милую душу. Беру пятнадцать смелых. Кто пойдет?
Солекопы угрюмо молчали. Продавать мятежного атамана не хотелось, но и рубль на дороге не валяется. За него две недели в копях мантулить надобно. Однако старший из солекопов решительно отказался:
— Мы нанимались к тебе, Панкрат, соль копать, а ие грабить.
— Атаман лиха никакого нам не сделал, — сказал другой.
— Лу и дураки! Только время даром потерял. Пойду к лутшим крестьянам — те помогут.
...Казаки завалились в сани, приготовили пищали, тронулись в путь. Спать никто и не думал, но хмель сделал свое дело. Сразу стало всем удивительно тепло, бороться со сном не было сил. Один за другим казаки уснули. Скрипели полозья саней, кони с рыси перешли на шаг, их никто не понукал.
Если бы даже Панька не выехал им вслед в эту морозную ночь, они все равно не остались бы живы. До Тотьмы было верст двадцать пять, и кони привезли бы в город окоченевшие трупы