— Аленушка моя! Жива, слава богу. Раздевайся!— Сам подбежал к столу, сбил нагар с фитиля в плошке с жиром. В избе засветлело. Женщина размотала шаль, стряхнула куржевину. Нет, это была не Алена. Такая же статная, красивая, но не Алена.
— Кто ты, откуда? — спросил Мирон, поднимая светильник. '
— Мне бы атамана увидеть.
— Ну, я атаман.
— Илью бы Ивановича.
Мирон вспомнил, что он теперь выдает себя за Илейку, сказал неуверенно:
— Ну, я Илья Иванович.
— Нет, — женщина покачала головой, — ты не Илья Иванович.
— А ты разве знавала его?
— Виделись.
— Где?
— В Леденском Усолье. И там... на берегу Тотьмы.
— Садись. Какое у тебя к нему дело?
— Так ты же не он.
— Он меня замёсто себя оставил. Любое дело вершить за него велел.
— Мое ты не повершишь.
— Как знать. Говори.
— Где он? Когда будет?
— Ты сама сказала — на берегу Тотьмы видела его
— Видела. Стало быть, его в живых нет?
— Может быть, он наказ про тебя оставил? Говори. Не ехать же тебе обратно.
Повариха долго молчала, потом сказала:
— Я в Леденском Усолье в кабаке поварихой была. Он с атаманами заехал туда погреться. Шибко холодно было.
— Ну-ну.
— Я сама не знаю, как сталось — села я с ним рядом. Что-то потянуло меня, будто много лет я его ждала, будто давно знала. А как обнял он меня, да к сердцу прижал, да поцеловал, и сказала я себе: «Пойду с ним на край света». А когда он пообещал и двух моих сироток вырастить, я вся, душой и телом, была с ним. И велел он приехать мне в Тотьму.
— Ты и пришла? Зачем? Ведь знала — его казнить будут.
— Знала, но не поверила. Думала, может, кого иного.
— Ну, а убедившись?
— Не убедилась вроде. Повешенный был избит, лицом черен. А потом услышала, что он здесь. Вот и приехала. Ты скажи мне правду. Зачем именем его назвался?
— Скажу. В святом деле вранье не гоже. Илейки, друга моего, в живых нет. А имя я взял для того, чтобы великой нашей борьбе за волю перерыва не было. Пусть друзья наши — простые люди, пусть враги — бояре и князья знают: Илья Иванович, сын Долгополов, жив, и дело наше живет тоже. Вот и весь сказ.
— Что мне делать теперь?
— Переночуй у нас. Куда сейчас, на ночь глядя? Поди, коня умучила, да сама застыла. Утром поезжай домой, к сироткам своим.
— Место укажи.
— Да тут и ночуй. Вон на печи свободно. Согреешься, уснешь. Может, голодна? Да что я спрашиваю, ве-стимо голодна. Садись за стол.
Алена сбросила шубейку, сыскоса глянула на Мирона, села.
— А ты сам-то женат?
Мирон ничего не ответил, кивнул на миску с кашей, ешь, мол. Потом заговорил тихо:
— Когда сказали мне, что ищет меня жонка по имени Алена, я шибко возрадовался. Любил я одну, ее тоже Аленой звали. На тебя похожая была. Про атаманл Алену, может, слышала?
— Были слухи.
— Ее в срубе сожгли. Я подумал, что она спаслась и вот...
— Говоришь, я на нее похожа?
— Очень. Но не она.
— Жалко.
— Уж не заменить ли ее думаешь? Напрасно. Он,* вот тут, — Мирон указал на грудь, — и не уйдет никогда.
— Что ты, атаман. Я не к тому.
— А к чему?
— Ты вот Илью Ивановича продолжил, а атаману Алене продолжения нету. А надо бы деяния ее не прерывать тоже...
— Постой, погоди! Я мысль твою понял! Но у тебя же сирот двое.
,—'Не в них суть. Сироты с матерью моей остались. Смогу ли войско водить? Ведь повариха я, не более того.
— Это пустое! — Мирон встал с лавки, прошел к двери, вернулся. — Мы тебе есаулов толковых дадим.
Научим всему. Оставайся! Завтра я малый круг соберу, выдам тебя за атамана ■ Алену. Пусть недруги наши знают—мы в огне не горим и в воде не тонем. Согласна?
— Все люди за волю бьются. А мне с какой стати в стороне стоять?
Утром малый круг порешил: Алену поставить атаманом над пятью сотнями, есаулом к ней приставить Миньку-кузнеца, кузьмодемьянца. Он, перво-наперво, увел Алену в лес и мучил ее там до вечера: гонял в седле по снежным тропам, учил саблей на скаку срубать мутовки с молоденьких елей.
А когда Мирон увидел ее в мужском одеянии, с саблей на боку, да с пистолем за поясом, — сердце у него заныло. Повариха была похожа на Аленку необычайно.
Неделю спустя послали ее пять сотен в дело. О том, что Алена — бывшая повариха, знали человек шесть, не более. То есть, все те, кто знал в лицо ту, иную. Для остальных она была восставшей из плена Аленой. Это пошло на пользу делу. Повстанцы шли в атаку смело, и слабо укрепленная Устюжская крепость пала. Правда, потом сотни откатились назад по приказу Мирона Му-марина, но этот поход вселил в Алену не только уверенность в себе, но и какую-то небывалую отвагу.