Выбрать главу

— Мать открылась мне... Будто Никон любил ее, когда простым монахом был. Может| вспомнит? Савва говорит — забыл.

— Ты попа не слушай. Иди к Никону. Далее будет видно. Я помогу.

— А если бы наших беглых...

— Людишек твоих Никон не защитит, теперь ему не до того. Им на Стеньку одна надежда.

— Вот ты про Ваську Уса в кабаке поминал. Можег, он...

— Вот придем в Москву — будет видно. Я в тебе силу большую чую, вставай с нами. Придет время — атаманшей над вашими беглыми будь, за отца отомсти.

— Не по плечу ношу кладешь, *Илья.

— Говорю — в тебе сила некая есть. Сможешь! Вог Савва сказал, что голубь я. Врет он. Я только около тебя такой. Ты глянешь — я и усмиряюсь. У тебя, как и у Стеньки, в глазах искра какая-то есть. Савве о нашей беседе не говори. И Никону не говори.

— Не скажу.

Савва около лодки появился неожиданно. Он кашлянул, сказал сердито:

— Из ладьи выйди, Илья. Поговорить надо.

Шагая по берегу вслед за Илейкой, поп заговорил:

— Куда ты девку влечешь, хочу спросить тебя? Сначала к диаволу в лапы, потом в разбой? Молчи, молчи— все речи твои я слышал. Она ж юная совсем, чистая. Она сирота, ей добрый поводырь по жизни нужен...

— Такой, как ты?

— Но и не разбойник! Я думал, ты...

— Ты святостью кичишься, а чужую рыбу из вершей вынул. А я, пока мы вместе, хоть крошку чужую взял? Не разбойник я, нет! Мы с тобой одной стати— душ людских уловители. Я полземли исходил, и зову я людей на святое дело, а ты куда сироту эту поведешь?

— Ты видишь, она как бабочка ночная на огонь летит. Сгорит ведь. Ей душу истинной верой укрепить надобно, потом мужа найти доброго, работящего.

— Холопа, инако говоря. И станет она рабой вечной, из черноты выйдя, в черноту уйдет же. Нет, она девка необычная, ей другой удел в жизни искать надо. Я силу в ней чую не ведомую, но большую.

— Драться буду, но тебе не отдам ее! Дочерью своей назову.

— Ты сперва живым от Никона выйди, потом уж... Да и не такая она овца, чтобы в любое стадо... Сама решит.

— Пойдем, спросим!

— Спросим.

СПИСОК слово в слово

из грамоты тамбовского воевоаы Якова Хитрово

«...Государю царю и великому князю Алексею Ми-хайловичю холоп твой Янка Хитрово челом бьет.

Посылал я, холоп твой, в Букановский городок, что на Хопре, Данилку Михайлова для проведывания вестей

о Разине... И сказывал Данилке хоперский казак Кость-ка Косой, что Степанко Разин приехал в Паньшин-горо-док, а людей-де с ним тысячи с четыре, а сверху с Дона идут к нему непрестанно казаки и иные беглые люди. При нем, при Костьке, у Разина круг был. И докладывалина Русь пи им на бояр итти, и они-де молвили «любо» как есть все...

...У Стеньки Разина круг был, и ясоулы-де докладывали в кругу, что под Озов ли итить, и казаки-де в кругу про то все умолчали. А в другой-де докладывали,на Русь ли им на бояр итить, и они-де любо молвили небольшие люди. А в третий-де докладывали, что итить на Волгу, и они-де про Волгу завопили».

из письма патриарха Никона царю Алексею Михайловичу

« ..Судят и насилуют мирские судьи, и сего ради собрал ты. против себя в день судной великий сбор, вопиющий о неправдах твоих. Ты всем проповедуешь поститься, а теперь и неведомо кто не постится ради скудости хлебной; во многих местах и до смерти постятся, потому, что есть нечего. Нет никого, кто был бы помилован: нищие, слепые, вдовы, чернецывсе данями обложены тяжкими; везде плач и сокрушение; нет никого веселящегося в дни сии... Берут людей на службу, хлеб, деньги берут немилостиво, весь род христианский отягчил царь данями сугубо, трегубо и большеи все бесполезно».

ДЕЛА ДУМНЫЕ

1

Летний день душен, зноен. Узорчатые окна царской палаты распахнуты настежь. Под потолком, расписанным золотом, стайками вьются мухи. Они садятся на лики схимников и угодников. Глухо переругиваются из-за мест бояре. Эта ругань ведется искони, привычно. Словеса говорят вроде злые, обидные, но тихо, не поднимая голоса. Грызня эта скорее от окуки, чем от вражды. И один другого облаивает по мелочам, а у всех одна общая ненависть—к патриарху Никону.

— Ну куда ты лезешь, Родионко? — гнусавит Вороты/некий, глядя на окольничего Стрешнева, пробирающегося к столу. — Там первосоветников места. Прио-бычился лизать царские миски, а здесь блюд нет, здесь дума.

— Ты бы, князь-воевода, помолчал, — Стрешнев распахнул ферязь, сел на лавку около оконца. — Окромя седины в бороде да перхоти в гриве, ничего нет, а расселся на передней лавке. А мы, Стрешневы, от государя вторые.