Серж открыл мне дверь и пригласил войти. И я стал говорить о свидании, которое должно было быть с вами утром.
Серж сидел около огня, а Эдванн растянулась на диване, как всегда, очаровательная. Некоторое время мы дружески болтали, потом я подошел к столу, чтобы налить нам троим выпивку. У меня с собой был яд, которым я воспользовался для Уилкса. И я налил его в их стаканы. Он был очень сильным.
Я предложил тост, и мы выпили все трое одновременно.
Подонок глубоко вздохнул.
— Моя очаровательная Эдванн мгновенно умерла, — сказал он, — но Серж был крепче. Он бросил свой стакан и достал свой автоматический. Я не знал, что он вооружен. По счастью, яд подействовал раньше, чем он успел выстрелить.
Затем я позволил себе забаву устроить небольшую сцену для потехи моего друга Лемми Кошена. Я старательно растянул Эдванн на диване и поставил возле нее стакан, как будто она поставила его, чтобы выпить. Я решил, что вы подумаете, что она отравилась, так же, как и Серж, потому что не могла больше рассчитывать на свою прекрасную Францию.
К тому же я был совершенно уверен в том, что если бы было нужно, она убила бы Сержа. Если бы он отказался согласиться с ней. Но я также был совершенно уверен, что она бы не убила себя потом. Вот почему для меня было необходимо убить обоих. Я человек осторожный, герр Кошен.
Он с удовлетворенным видом откинулся на стуле.
— Вам бы выступать на ярмарках, — сказал я. — Вы выиграли. Хочу вам сказать, что я видел подобные вещи и не всегда они заканчивались в пользу подонков. — Я старательно вздохнул. — Вы меня получили исключительно потому, что у вас в руках была пушка. Но она не помешает мне сказать, что парни, которые придумали слово «сволочь», безусловно, думали о вас. Вы до такой степени сволочь и так омерзительны на вид, что самый отвратительный убийца выглядит по сравнению с вами как рождественская открытка. Вы до такой степени отвратительны, что я даже не бросил бы вас рептилии, потому что она сдохла бы в судорогах после того, как проглотила вас, и мне было бы жаль ее… Потом я еще хочу сказать вам…
Я схватил спинку своего стула, и мы вместе с ней катапультировали вперед. Мне повезло. Одна из ножек стула задела его по руке с оружием в тот момент, когда он встал.
Я выбросил вперед ногу и ударил его по голени. Боль заставила его покраснеть. Потом прямым я раздавил ему нос и губы. И я продолжал. Я отбросил стул, который мне мешал, и коленом врезал ему в желудок.
Это подбросило его вверх, и он громко шлепнулся на пол. Его голова ударилась об ограждение камина. Я поймал его за воротник и поднял. Потом я снова ударил его так, что он полетел прямо до Аляски. Мои фаланги тоже затрещали.
Он полетел вглубь комнаты, и я последовал за ним. Я слышал какой-то шум снаружи, но был до такой степени возбужден и разъярен против этого негодяя, что ни о чем больше не думал, как только основательно расправиться с ним.
Около двери я схватил его и решил посадить ненадолго в огонь. Чтобы разогреть его кишки. В тот момент, когда я повернулся, позади моей спины открылась дверь, и кто-то дал мне сильного пинка, отправившего меня на другой конец комнаты.
Все в комнате закрутилось, потом стало темным.
Но прежде чем погрузиться в ночь, я чувствовал, что меня били ногами по телу и лицу. И один из ударов отправил меня в небытие.
Когда с мучительным усилием я открыл глаза, передо мной мелькали миллионы искр. Первый тип, который ударил меня по голове, вероятно, был железом.
И голова моя болела так, как будто внутри ее били в тамтамы.
Я попытался шевельнуть руками, но напрасно. На меня надели наручники. Потом я попытался глубоко вздохнуть, чтобы узнать, осталось ли что-нибудь от моих легких. С этим было почти нормально.
Теперь мне уже удалось видеть одним глазом, и я стал смотреть кругом себя.
Меня прислонили к стене в чем-то вроде каюты. Мне показалось, что я нахожусь на «Майборо». Поблизости слышалось урчание моторов или турбин судна. Слабая лампочка освещала каюту, и я увидел, что иллюминаторы завешаны черной материей. Вероятно, мы покинули Делфзейл.
В другом конце каюты я увидел Бидди, также привязанного.
Я провел языком по губам. Я чувствовал, что они разбиты и не хватает одного или двух зубов. Мой язык произвел на меня впечатление чего-то шершавого.
Должен вам признаться, что я чувствовал себя неважно.
— Итак, Бидди, — сказал я, — как дела?
— Я о'кей, — ответил он с легкой улыбкой. Он храбро держался, малыш.
— Мне кажется, они вас немного потрепали, — продолжал он. — Я очень огорчен. Это моя ошибка.