Павловна открыла тусклые глаза, словно прислушиваясь сама к себе, затем слабо подняла руку и перекрестилась:
«Осподи, прости меня! Прости меня, Павел Григорьевич. Прости меня за детей наших с тобой!»
Она сползла с кровати и, держась за печь, побрела к двери. Ноги не держали ее сухое тело. «Нет, не дойти… Умру еще по дороге…»
И повернула назад, уцепилась за стул. В голову ей вдруг пришла неприятная мысль: а что вдруг умрет она, и детей в этом обвинят: бросили, мол, старуху, одна в избе померла.
Павловна осторожно присела на стул, времени у нее оставалось мало, и она это знала. Писать она почти не умела, так себе корябала. Павлуша учил в молодости. Значит, надо написать, что покороче и пояснее. «Померла сама», сначала решила она. Но тотчас поправила себя: «Все сами умирают, коли их не убивают». Холодеющие пальцы с трудом держали красный внуков карандаш.
Наконец она нашла эти короткие, верные слова, вывела на клочке бумаги, оторванном от конверта: «Приставилась пастарости».
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Он шел по степи, напропалую, не разбирая дороги, тяжелым, размеренным шагом. Его сапоги месили местами еще не просохшую весеннюю грязь. Она налипала на них тяжелыми густыми комьями, и эта тяжесть мешала ему, тягучим, тоскливым грузом давила не на мышцы ног, а на сердце. Ему хотелось сбросить ее, вырвать из сердца, растоптать, но сделать это было не в силах, и он шел упрямо и тяжело, со злым удовлетворением давя и разбрызгивая весеннюю слякоть. Лохматые коричневые брови были плотно сдвинуты друг к другу горестной морщиной, на них мелкими каплями катился пот со лба.
Егор Волк пересек рыхлое, темно-бурое поле и вышел на дорогу, ведущую к деревне. Трактор, работавший на поле вблизи дороги, остановился, из кабины прыгнул на жирную землю тракторист в старом заношенном матросском бушлате и серой кепке. Он молча проследил за прошагавшим мимо человеком, неторопливо достал пачку папирос, закурил.
— Чего ты, Николай? — с любопытством спросил его подручный, смотря вслед прошедшему.
— Волк, кажись…
— Это Тиховны сын-то?
— Он самый.
Николай затянулся несколько раз подряд, бросил недокуренную папиросу в глубокую борозду и задумчиво произнес:
— Опоздал маленько. Столько она ждала его и не дождалась.
Волк вошел в деревню. Не сбавляя скорости, не глядя на людей, он так же тяжело прошагал по ее главной улице и остановился у своей избенки, беленькой, аккуратной. Одним шагом Волк преодолел расстояние от ворот до крыльца и толкнул дверь рукой. Она была заперта.
— Мать! — не выдержав, крикнул он осипшим голосом.
— Не кричи, Егор.
Волк оглянулся. У соседнего плетня стояла Татьяна. Это была она, располневшая, степенная, далекая и чужая.
— На, возьми ключ, — что-то сжалось и замерло у нее внутри.
— Где мать? — прохрипел он, чувствуя беду.
— Умерла Тиховна, — Татьянина рука с ключом повисла на плетне. — С месяц как умерла. Ждала все тебя… Я мою у вас…
Волк еще раз зачем-то толкнул дверь.
— Покажи, где схоронили.
Они прошли по переулку: он — впереди, она — чуть поодаль, вышли за околицу. Над кладбищем черными стаями летало воронье.
Татьяна подошла к еще свежему холмику, погладила потускневший от весенней влаги деревянный крест.
— Николай делал. И гроб тоже он.
— Какой Николай?
— Муж мой… Кольку Седова не помнишь разве?
Волк наклонился и прочитал написанные черной краской буквы: «Домна Тиховна Волк».
— Я пойду. — Татьяна тронула его за плечо. — Ты потом приходи к нам. Николай с поля вернется.
Надсадно и тошно каркало воронье. Тоскливо скрипели на ветру голые березы. Волк огляделся, нашел кусок мокрой грязной доски, положил ее на край могилы, сел, вынул из рюкзака бутылку, крепкими зубами сорвал пробку. Медленно, большими глотками выпил содержимое.
Он сидел и ждал, что от выпитого будет легче, рассосется и разойдется вместе с водкой этот ненавистный тяжелый комок в груди. Но комок становился все тяжелей и невыносимей.
Уставшее за долгий путь тело его обмякло, голова упала на грудь, мысли в голове ворочались вяло, но не отставали.
Марат — звали его отца. В богатой семье помещиков Тугаевых он родился. Жители окрестных сел знали барина Тугая как сумасбродного гуляку, выкидывавшего разные штучки. Привез из Франции себе жену. Выбрали они из табуна самого быстрого коня и целыми днями скакали по полям со сворой собак, пугая прохожих…