— Ну и отгуливай, гуляй отсюда, — Андрей Андреевич швырнул стержень в мусорную корзину. — Гитаристы, понимаешь ли… Отирается тут.
Максим хлопнул дверью так, что посыпалась штукатурка.
Вечером, когда стемнело, он пошел к председателю домой. Путь ему преградил Венька Порохин. Чуть поодаль стояла Люська. В сумерках белело ее платьице.
— Проси у Люськи прощения, — процедил Венька через вспухшую губу.
— Чего? — удивился Максим, опешивший от неожиданности.
— Проси у Люськи прощения, — повторил Венька.
Его девичьи щеки горели даже в темноте, а лоб был белый от напряжения.
— Да пошел ты от меня, — ругнулся Максим.
— Проси, сказано, прощения, — твердил Венька, сжимая кулаки.
— Уйди лучше, Венька, не прыгай, а то опять в больницу на «Жигулях» покатишь…
— Ну! — двинулся на него Венька.
— Веня! — крикнула Люська и встала между ними.
— Проси прощения, — повторил Венька, отодвигая Люську в сторону.
Они оба исподлобья смотрели на Максима: Венька — упрямо, воинственно, Люська — настороженно, со страхом за своего друга. Глаза их мерцали в сумерках одинаковым непримиримым блеском, и, вообще, они, оказывается, походили друг на друга. Максиму стало почему-то не по себе, он отступил шаг назад.
— Чего это вы? — усмехнулся он. — Любите на здоровье, мне-то…
Люська вздохнула:
— Пойдем, Веня, ну его!
И они, понурые, пошли.
— Эй, вы, — окликнул вдруг Максим.
Догнал их и нехотя выдавил:
— Ляпнул я тогда… не подумавши. Прости, Люська… Другой бы внимания не обратил, а ты сразу в морду, — примиряюще сказал он Веньке.
— Думать надо, прежде чем ляпать, — не сдавался тот.
Люська легко вздохнула. Помолчали. Максим обшарил глазами небо и заметил:
— Сегодня опять спутник запустили… Весь земной шар ими опоясан.
— Да что ты? — вроде бы удивилась Люська.
— Ага, — ответил Максим. И они разошлись в разные стороны.
На крыльце председательского дома сидела Надя и расчесывала кончик короткой косы, задумчиво глядя в темноту сада. В доме горел свет.
— Привет, — поздоровался Максим и облокотился на перила.
— Привет, — Надя встрепенулась и удивленно уставилась на парня круглыми глазами. — А-а-а! Герой нашего времени! — опомнившись, язвительно прошипела она и, задрав аккуратно причесанную головку, встала.
— Позови отца, — попросил Максим.
Надя, дернув узким плечиком, надменно пошла в дом.
— Я в вашем возрасте, между прочим, был поскромнее, — успел заметить ей Максим.
Андрей Андреевич вышел на крыльцо, сел на ступеньку и закурил.
— Когда на работу думаешь выходить? — строго спросил он.
— Завтра.
— Чего пришел?
— Дядя Андрей, покажи прием!
— Вот привязался… Что я тебе, чемпион по дзю-до? Иди в секцию к Мишке (Мишка руководил секцией борьбы при Доме культуры) да борись.
— Мишку я и сам только так делаю, — махнул рукой Максим.
— Это по носу-то? — серьезно спросил Андрей Андреевич.
— Да ладно вам…
Когда Надя осторожно, с замиранием сердца, вышла из дома, отца и Максима на крыльце не было. Из-за куста сирени, растущего за домом, раздавались кряхтенье, шипенье, сопенье.
— Ниже ты меня захватывай, балда… Ну! Вали, черт тя!
— Мам, а они опять дерутся! — сообщила Надя матери.
— Дожил до седых волос… — проворчала та. — Иди, зови их чай пить.
— Папа, иди ужинать! — громко крикнула счастливая Надя.
Андрей Андреевич подмял под себя Максима, грузно сел на его мускулистое, еще не набравшее силу тело, и, вытирая пот, выдохнул:
— Слышь, гитарист, ужинать пойдешь?
— Можно, — процедил парень, извиваясь под председателем, как ящерица.
ДУБЛЕНКА
Итак, Славка ехал в деревню к дедушке и бабушке. Причиной этой поездки явилась дубленка. Обыкновенная шуба из овчины. Мода резко изменила свое направление и от всевозможных пелаксов и болоньев повернула к овчине. И Славке, как и всем его ровесникам, захотелось непременно заполучить дубленку.
— Где ж я тебе ее возьму? — всплеснула руками мама. А потом, подумав, предложила: — Поезжай-ка, Славик, к деду. У него отличный полушубок есть, попроси, может, отдаст? Он его редко надевает, тяжело в нем. И попроведуешь, кстати.
Маленький пыльный автобус, тряхнув еще разок на прощанье своих пассажиров, остановился у деревенского клуба. Славка вышел, огляделся по сторонам.
Вечерело, по улице тянулось стадо коров. На лавочках у домов сидели старики и старушки, ребятишки играли в прятки. Славке стало хорошо и радостно от всего этого, и он почувствовал себя опять маленьким мальчишкой, каким носился с пацанами по этой длинной и узкой деревенской улице.