– Я… э-э… еду в лагерь?
– Я не могу в это поверить, – говорит он.
Он пересекает пространство зоны ожидания и обхватывает меня, обнимая так крепко, что я вижу, как попкорн, который он держит в руках, рассыпается повсюду. Волна тепла, коричного запаха и домашнего уюта. Я почти забываю обнять его в ответ. Мое сердце оглушительно бьется, вместо того, чтобы выполнять единственную чертову работу, которую должно, а мое лицо так пытает, что я почти уверена, он чувствует это грудью, пока я прижимаюсь к ней щекой.
Господи. Когда мы были маленькими, я дремала, привалившись к нему, во время просмотра фильмов. Теперь достаточно одной секунды контакта, чтобы мои руки дрожали сильнее, чем у Конни после того, как ребята из студенческого самоуправления совершили набег на пивной склад родителей.
– Эбби, – говорит он, настолько искренне и удивленно, что на этот раз даже забывает про каламбур. – Это лучший сюрприз.
Я утыкаюсь ему в грудь, и он отпускает меня, сияя так, будто кто-то только что запихнул ему в род звездную пыль.
– Сначала мне дали работу в лагере «Эвергрин», а теперь и ты собираешься туда поехать?
Мне хорошо известно это место. Это лагерь, в котором Лео и Карла проводили каждое лето с тех пор, как мы были маленькими, так как их родители работали там. Он возвращался оттуда с историями об их с друзьями злоключениях примерно в то же время, когда Конни приезжала из путешествия с рассказами о своих кузинах, а я кивала и слушала их, стараясь, чтобы ревность не съела меня заживо.
– Нет, я еду в лагерь Рейнольдс, – поправляю я.
– Ах, да, – говорит он с насмешливым фырканьем. – Я и забыл, что они переименовали это место, когда Виктория стала директором, и они объединились с той академической штукой.
– Ох, – говорю я, а в голове звучит медленное, глубокое «ох», отражающее всю степень того, как я опять облажалась.
Он наклоняет голову, и в моей груди щемит от этого взгляда. Этот наклон головы так хорошо мне знаком, такой до боли «мой», но как же давно я его не видела. Так давно, что вдруг понимаю: за последние несколько месяцев он стал еще выше, а я была так занята, что пропустила это, находясь рядом с ним.
Когда Лео отворачивается, меня вдруг осеняет, что Лео думает, будто я поехала сюда вслед за ним. И он выглядит до нелепого счастливым от того, что я это сделала.
Снова смотрю в окно, на проплывающую за ним гору Рейнир, пытаясь прийти в себя, как после удара. Я должна почувствовать облегчение, не так ли? Может, это доказательство, что все странности закончились, и мы наконец выбрались на берег. Наконец приструнили этот чертов БНИ, и все наладилось.
Но думаю, странности начались не с Большого Неловкого Инцидента. Это назревало с августа прошлого года, когда он вернулся из лагеря. Мы не виделись несколько месяцев, и у него, как выразилась Конни, был «экстремальный рассвет». Лео не только подрос на несколько дюймов, но и обзавелся скулами и бицепсами, которые будто говорили «я таскал байдарки туда-сюда по мокрому пляжу каждый день в течение двух месяцев».
То есть да, я это заметила. Внезапно мы больше не могли обмениваться толстовками, и девушки в нашем классе стали спрашивать меня, встречается ли Лео с кем-нибудь или – что самое неловкое – встречается ли он со мной.
Я закатывала глаза и отмахивалась, потому что все это было очень глупо – пока не стало правдой. Пока Конни не уехала к бабушке и дедушке на каникулы на День благодарения, и Лео потащил меня провести ночь в очереди у магазина «Best Buy», чтобы утром купить какую-то игру. Мы провели ночь, прижавшись друг к другу в темноте, лишенные сна, в бреду и, вероятно, окончательно потеряв способность соображать из-за уровня клюквенного соуса в наших венах. Пока небо не начало заливаться розовым цветом, и я не взглянула на крышу пикапа отца Лео с мыслью, что, может быть, с такой высоты смогу запечатлеть восход солнца над горами. Лео положил руку мне на плечо, прежде чем я успела пошевелить хоть одним мускулом, и сказал: «Не смей, Эбби Дэй».
Он произносил эти слова, наверное, тысячу раз. Но в этот раз все было иначе: когда я смотрела на него – глаза светились, щеки разрумянились, на губах застыла знакомая улыбка – мне казалось гораздо более странным не поцеловать его, чем поцеловать. Как будто это было чем-то не просто неизбежным, а давно готовящимся.
Так что я наклонилась. И закрыла глаза. А потом…
Оба наших телефона зазвонили одновременно.