Это был рингтон, который мы установили специально для Конни. Я отпрянула, мое сердце колотилось. Возможно, впервые в жизни мне удалось удержать себя от импульсивного поступка. Из всех вещей в мире самая важная для меня – моя дружба с Конни и Лео.
И этим едва не случившимся поцелуем я могла запустить четырнадцать лет нашей дружбы в небо как торпеду.
– Прости. – Я точно не знала, за что извиняюсь – за то, что начала, или за то, что остановила, или за все вместе.
Лео уставился на меня, как на незнакомку.
– Не стоит, – ответил он.
Но мы почти не разговаривали оставшиеся полчаса ожидания в очереди и по дороге домой. И когда я наконец позвонила Конни и призналась, что чуть не случилось и как мне плохо, я узнала, почему так произошло.
– Я спросила у Лео несколько недель назад, рассматривает ли он тебя в этом плане, ведь все интересовались этим, – сказала она мне. Она сообщила это без обиняков, будто только что закончила рассказывать историю о своем кузене, который засорил слив картофельными шкурками. – Не волнуйся. Не рассматривает.
Не волнуйся. Я должна была спросить, почему «все» говорили о нас. Стоило узнать, что именно сказал Лео, или почему Конни заговорила об этом. Все, что угодно, лишь бы дать мне подсказку, кроме этого «Не волнуйся», которое преследовало меня с тех пор.
– И слава богу. Только представь, каким странным стал бы наш общий чат? – Конни засмеялась. И я была благодарна, но слишком расстроена, чтобы сказать что-нибудь, и настолько ошеломлена, что мне казалось, будто я раскапываю скрытые части себя, маленькие изъяны в моем мозгу, которые сталкиваются друг с другом.
– Довольно странно, – в конце концов выдавила я.
Если все было плохо, то могло стать еще хуже. Ради всеобщего блага я сделала вид, что почти-поцелуя вовсе не было. И заполнила трещинки своих ошибок чем только смогла, так что, когда Лео спросил в школе, хочу ли я поговорить, я глазом не моргнув ответила: «О чем?».
Лео кивнул. Он открыл рот, чтобы что-то сказать – извиниться, скорее всего, хотя ему не за что было извиняться – но вместо этого сказал: «Я не хочу, чтобы то, что случилось, что-то изменило».
Я никогда раньше не пыталась притворяться, но по выражению лица Лео могла только догадываться, что у меня это очень плохо получается.
– Конечно, нет.
– Друзья?
Это слово казалось дешевым, неважно, БНИ или нет. Им никогда не описать то, кем мы были друг для друга. Но в тот момент оно прозвучало не с целью что-то назвать. Оно было не определением, а границей. Границей, которую мне нужно было принять.
– Друзья.
Прошли месяцы. Месяцы! И я каждый божий день выбивала из себя свои чувства к Лео. Он должен это знать. Невозможно, чтобы он этого не знал.
Тогда почему он до головокружения рад, что я здесь? Ведь если он считает, что я и правда тут ради него, он должен быть слегка на взводе.
– Большую часть дня я буду на кухне, так что мы не сможем много общаться, – извиняется Лео. – Но шеф-повар сказал нам с Микки, что ночью кухня полностью в нашем распоряжении, если вдруг ты захочешь заглянуть и повеселиться.
– Микки Рейес? – пробурчала я, не подумав.
Я знаю ее фамилию только потому, что она с энтузиазмом добавила меня в друзья во всех социальных сетях, так как мы с Савви старались держать дистанцию, чтобы наши родители не заметили ничего и не стали задавать вопросы. Это была неделя бесконечных фотографий Руфуса с высунутым языком и массивных пиал, полных еды, что, похоже, является визитной карточкой Микки в инстаграме.
– Ты знаешь Микки? – спрашивает Лео, слегка растерянно.
Мне лучше сказать о ней сейчас, пока мы не добрались до лагеря, и Лео не оказался в замешательстве в тот момент, когда мы с Савви встретимся.
– Да… через… Саванну.
– Ты знаешь Савви?
На этом все мысли, проносящиеся в моей голове, останавливаются, сталкиваясь друг с другом, как в массовой автокатастрофе: Лео ездил в этот лагерь всю свою жизнь, и Савви ездила в этот лагерь всю свою жизнь – а это означает, что Лео знал мою тайную сестру.
– Не очень хорошо, – говорю я. – Мы… я познакомилась с ней…
– На тех фотовстречах, да? – говорит Лео наконец заметив Китти в моих руках. – Она рассказывала, что хочет заниматься чем-то в таком духе.
Все это проносится в моем мозгу, как будто существовал пузырь, где лагерный Лео жил отдельно от обычного Лео, и кто-то взял и проткнул пузырь ножом. Он уже упоминал Савви раньше. И Микки тоже. Я пытаюсь слепить все воедино – расплывчатые образы людей, с которыми он переживал приключения в лагере, и двух девушек, которых я встретила в парке, но все так перемешалось, что образовалась полная неразбериха.