— Командир отряда катеров-тральщиков Курбатов.
— Петр Данилыч Соснин, бакенщик…
Так вот он какой, бакенщик! Почему-то на всех картинках бакенщиками бывают старики с большими бородами и добрыми хитрыми глазами. Именно такими их представлял себе и Витя. А встретился — и ничего похожего! Обыкновенный мужчина лет сорока, кряжистый, что дубок. Лицо немного скуластое, обветренное. Смотрит он на Курбатова серьезно, спокойно.
Вите очень хочется послушать их разговор, но с катера раздается голос Николая Петровича Щукина:
— Витя, иди завтракать!
— Марш на камбуз, бывалый человек! — вторит ему Захар.
Витя лезет на катер и успевает услышать только обрывок разговора.
— Твой сынок? — спросил бакенщик.
— Механика нашего.
— А-а-а… У меня точно такой… Так я и говорю…
Больше ничего Витя не слышал и побежал к кубрику. В кубрике по настилу с тряпкой в руке ползал минер Изотов и, чтобы не услышал командир, тихонько ругался:
— Чтоб тебе лопнуть! И не мог ты свою дурацкую мину поставить с замедлением на час? Позавтракали бы матросы, а там хоть под облака подбрасывай!.. Чем теперь поить команду буду? Сколько добра по твоей глупости пропало!
— Это вы с кем разговариваете, Трофим Федорович? — прикидываясь простачком, спросил Витя, остановившись на последней ступеньке трапа.
— С кем, с кем! Конечно, с фашистом! Попадись он мне — всю его глотку кипятком залью!.. А ты что стал там? Особого приглашения ждешь? Садись завтракай!
— Я после матросов…
— После, после! — передразнил его Изотов. — Ишь, какие умные все стали! Ешь и убирайся к тралу!.. Я сегодня весь день кашеварить буду, а ты за меня тралить.
Изотов ругался еще долго, а Витя ел и лукаво посматривал на него. Трофим Федорович ругался всегда, но не было на катере человека добрее его. И коком он назначен потому, что никто так любовно не готовил обеды, никто так не заботился о команде, как Изотов. Целые дни он копошился около печурки, варил и ворчал, ворчал и варил, но если ему возвращали пустой бачок или, что еще лучше, просили добавки, он улыбался хорошей и доброй улыбкой.
Командир катера, мичман Агапов, однажды объявил ему благодарность. Трофим Федорович нахмурился, ответил, как полагается по уставу, но, уходя, сказал, чтобы все слышали:
— Незаслуженная, кажись, благодарность, раз в бачках дна не видно.
Из этого Витя сделал правильный вывод, что если хочешь жить в дружбе с коком, то возвращай ему посуду пустой, и сегодня очищает ее особенно старательно. И для этого есть веские основания: к обеду должен быть компот из варенья, и желательно получить его побольше.
— Чего торопишься? Есть по-человечески не можешь, — ворчит Изотов вслед Вите и гремит посудой.
Катера уже начали траление. На длинных буксирах сзади них идут тралы. Все матросы занимаются своими обычными делами, а Курбатов умывается, наклонившись над ведром.
Заметив Витю, капитан-лейтенант повернул к нему голову и спросил:
— Подкрепился? До обеда протерпишь?
— Подкрепился…
— Умывался?
А стоит ли умываться, если не спал всю ночь? Курбатову все ясно, и он говорит, вытираясь:
— Раздевайся, полью.
Витя послушно снимает тельняшку и подставляет руки под холодную струю.
Курбатов поливает и тихо говорит:
— И как тебе не стыдно! Умываться нужно всегда. Тебе самому легче будет.
Вите стыдно, и он старательно мылит покрасневшее лицо. А Василий Николаевич все льет и льет. Ручейки бегут по плечам, груди, спине. Немного холодновато… И вдруг целый поток хлынул на голову и спину. Захватило дыхание, и от неожиданности Витя вскрикнул.
Добродушно, почти беззвучно смеется Курбатов, а с надстройки, где стоит пулемет, доносится голос Бородачева:
— В следующий раз не жди приглашения, сам умывайся, поросенок!
Матросы смеются, а Василий Николаевич закрыл Вите лицо полотенцем, шутливо трет уши мальчика и приговаривает:
— Не ходи грязным, не ходи!
Где-то здесь на глубине лежат мины. Они могут взорваться под катером или тралом в любую минуту. Взметнется столб воды, может быть, блеснет пламя, и снова все затихнет. Только не будет тральщика и его экипажа. Что останется от них, примет могучая Волга и понесет к играющему волнами Каспию.
Посмотрит иной человек со стороны на работу тральщиков и позавидует: ходят они по реке степенно, матросы читают книги, играют в шахматы, «забивают козла» или дремлют на своих постах. Курорт, а не война! И не знает тот человек, что над самой смертью ходит катер, что любая шахматная партия может оказаться незаконченной, а книга — недочитанной.