Юсупов и Витя ведрами вычерпывают воду.
Взвиваются ракеты, выхватывают из темноты груды битого кирпича, обгорелые танки, скелеты железнодорожных вагонов. Непрерывно строчит пулемет Бородачева.
Не сбавляя хода, катер ткнулся носом в берег, и заскрежетала под килем прибрежная галька. От толчка Витя не удержался на ногах и упал на рундук. Кажется, нет сил подняться, но раздается голос Агапова:
— На выгрузку!
И, вскочив, Витя бежит на палубу.
Обрывистый берег защищает от пуль, и они проносятся высоко над головой. Изредка падают мины, но враг не видит катера и стреляет наугад. Палуба обледенела, и ноги скользят по ней.
С большим ящиком на спине идет Агапов. С берега к нему тянутся руки, и Витя слышит голоса:
— Что тут? В ящике?
— Консервы.
Руки опускаются.
— Патроны, гранаты давай! — требуют с берега.
— Они дальше будут…
— Поберегись! — кричит Бородачев.
Снова поднимаются руки и выхватывают у Агапова ящик. А еще через несколько секунд треснули доски ящика, покатились по гальке консервные банки. Кто-то пытается подобрать их, и тогда, заглушая шум, гремит чей-то гневный голос:
— Ты сюда жрать или воевать пришел?!
Зато ношу Бородачева принимают бережно, и она, передаваемая из рук в руки, плывет к передовой, чтобы там обрушиться на врага потоками раскаленного металла.
Витя старается носить только патронные ящики: снарядные для него тяжелы, а ящики с продовольствием пусть носят другие. Подходя к трапу, Витя уже кричит:
— Кому патроны?
И как приятно видеть мелькающие около ящика руки, слышать похвалу солдата:
— Башковитый братишка! Знает, о чем тоскует солдатская душа!
Не успели выгрузить последний ящик, а к берегу подходят еще два катера.
— Больше двух не собираться! — шутят на берегу и бегут к ним.
Освободившись от груза, катер «сто двадцатый» приподнимается, часть пробоин оказывается выше воды, и он быстро бежит к левому берегу, чтобы взять новый груз и снова идти в город.
Бородачев стоит у пулемета, но не стреляет: не хочет показывать врагу, где находится катер. По-прежнему густо летят снаряды и мины. Скоро и остров, за которым можно спрятаться, и тогда сразу станет легче. Но над самым катером профыркала мина и с треском разорвалась недалеко от него, ударив в какой-то из катеров. Витя видел, как приподнялась на том катере рубка и упала в воду грудой расщепленных досок. Вместо нее на катере теперь черная дыра среди яркого пламени. Горящий катер осветил Волгу и «сто двадцатый». Его сразу заметили. Всплески подкрались к нему, окружили и заплясали, сжимая кольцо.
— Ах ты! — вскрикнул Захар и сел на палубу.
— Захар, что с тобой? — спросил Витя, наклоняясь над ним.
— В ногу попал подлец, — простонал, морщась от боли, Захар и вдруг закричал: — Чего стал? К пулемету!
Витя метнулся к пулемету и схватился за его еще теплые ручки. «Куда стрелять?» — думал он, всматриваясь в берег.
— По вспышкам! Короткими! — подсказал Бородачев.
Вспышек много, но Витя не стал долго раздумывать, а просто нацелил пулемет на одну из них и дал очередь. Дальше все пошло обыкновенно: он выпускал пулю за пулей, и они, как светлячки, мелькали среди почерневших от дыма развалин. Витя даже нашел время покоситься на Бородачева. Оставляя за собой широкую полосу крови, Захар подполз к помпе водяного охлаждения пулемета и лежа вращал ее ручку, в короткие минуты передышки устанавливая около себя ручной пулемет.
Еще одна мина попала в горящий катер, он вздрогнул, задрал нос и быстро пошел ко дну. Зашипело пламя, обозленное, что вода отняла у него добычу. Фашисты сами потушили костер, освещавший реку. Самое подходящее время для того, чтобы скрыться, но осколок мины попал и в мотор «сто двадцатого». Катер опустил нос, сначала замедлил ход, а вскоре и остановился.
Агапов крикнул в машинное отделение:
— Что случилось?