Маленькой Поппи повезло: она не попала под программу детей-эмигрантов в Канаду или Австралию, которая была приостановлена из-за Великой депрессии, накрывшей не только Америку, но и многие другие страны. Приют тоже был на хорошем счету: попечительский совет не особо экономил на детях погибших сотрудников полиции, а руководство находилось под неусыпным наблюдением той же полиции, поэтому воровало помаленьку и воспитанников не гнобило. Девочка была нелюдима, никому не доверяла, с детьми сходилась плохо, шалила мало, во время наказаний не плакала, порученные задания выполняла, училась прилично, обладая превосходной памятью и отменной наблюдательностью.
После первого магического выброса, когда она смогла в страхе перед наказанием очистить фартук от случайно вылившихся чернил, замкнулась еще больше, боясь привлечь к себе внимание других детей и наставников, особенно викария местной церкви. Вообще весь приютский период до Хогвартса сливался в серую полосу, где я не смогла заметить ни всплесков, ни падений, ни выделявшихся лиц.
Так… В 1939 году Поппи попала в Хогвартс. Учившаяся в закрытой школе по специальному приглашению, она поднимала статус приюта в глазах попечителей, считавших, что школа относится к секретной службе Ее Величества. Распределение. Факультет воронов. Шляпа не раздумывала ни секунды. Факультет одиночек еще больше развил в Поппи стремление к уединению: как у некоторых приютских детей, целые пласты эмоций и чувств у нее были атрофированы. Она, по устоявшейся привычке, не обращала внимания на других учеников, не пыталась найти себе друзей или хотя бы приятельниц, яростно вгрызаясь в науку.
Во время войны на лето, как и все магглорожденные, была вынуждена возвращаться в приют, но тут ей повезло: приют был своевременно эвакуирован, и бомбежки его не затронули, поэтому бомбардировок Поппи на своей шкуре не испытывала, голода особо тоже — позаботилась администрация приюта.
Уже после первого курса безродная полукровка поняла, что место под солнцем придется выдирать самой. Ее быстро просветили, что родственников-магов, подготовивших ей тепленькое местечко в лавке или имении, у нее не наблюдается, соответственно, остаются Министерство, аврорат и больница. В крайнем случае — замуж. Замуж ей не хотелось. Быть старшим помощником младшего клерка девочку тоже не прельщало. Она прекрасно понимала, что без протекции в Министерстве делать нечего. Бегать с аврорами по рейдам, подвергаясь всевозможным опасностям, — увольте. Оставалось прорваться всеми правдами и неправдами в Мунго. В конце концов, нет ни одного медика, более-менее справляющегося с работой, который умер бы от голода.
И все возможности, доступные юной Помфри, были брошены на достижение цели. Прекрасная природная память, склонность к языкам, усидчивость и терпение, а также отсутствие привязанностей способствовали резкому подъему в усвоении столь необходимых для поступления чар, гербологии, зельеварения, ухода за магическими существами, трансфигурации и защиты от темных искусств. Наверное, она могла бы выйти в лучшие ученики Хогвартса, но весьма безразличное отношение к прорицанию, нумерологии, рунам, астрономии и многим другим предметам и факультативам давало, в основном, удовлетворительные оценки. На шестом-седьмом курсе Поппи даже почти поселилась в Больничном крыле, помогая колдомедику, а заодно зарабатывая столь необходимую ей характеристику-рекомендацию.
Хогвартс она закончила в 1945 году. В год, когда закончилась Война. Для нее это было всего лишь «закончилась война», а для нас — Победа, к которой мы стремились, которую приближали каждым движением скальпеля, каждой деталью на заводе, каждым куском хлеба, каждым выстрелом. Я не увидела того счастливого момента, когда над самым логовом проклятого врага заплескалось наше знамя, когда пал Рейхстаг, и этих зверей заперли в клетки. Я не увидела, но видели те солдаты и офицеры, которых мы поднимали на ноги ежедневно и еженощно. Для этой девчонки, ничего в своей жизни не знавшей и не видевшей, это была лишь одна дата, окончание чего-то. Она не испытала ужаса бомбежки, страшного голода, изматывающей усталости. Она не оперировала при свечах и факелах, не держала скальпель силой воли в беснующемся вагоне. Взрыв вагона украл у меня Победу. Память Помфри украла у меня ее еще раз.
Ученицей в Мунго Поппи Помфри взяли, на удивление, без проблем: сыграла-таки свою роль характеристика от хогвартского колдомедика. Эта неблагодарная девчонка, несмотря на свою уникальную память, даже не удосужилась запомнить ее имя! Пара лет учебы серой мышкой — и новоявленный колдомедик приступил к своим обязанностям в отделении Травм от рукотворных предметов — взрыв котла, обратное срабатывание волшебной палочки, поломка метлы и прочее.
Безынициативная, незаметная, выполняющая инструкции «от сих до сих», ровно относящаяся к больным и коллегам, избегающая начальства, она числилась на неплохом счету, в основном, потому, что нареканий ее работа не вызывала. Поппи не стремилась учиться дальше — стать целителем и получить дополнительную головную боль в виде ответственности не входило в ее планы. В Советском Союзе таких называли приспособленцами. Тайное желание — найти теплое место, где бы ее никто не трогал, — осуществилось лишь в 1956 году, когда, побыв год замужем за магглорожденным, «потому что девушка обязательно должна выйти замуж», она осталась у разбитого корыта неудавшейся семейной жизни. И тут как раз ушел на покой директор Диппет и одновременно уволилась давшая ей путевку в жизнь колдомедик, которая порекомендовала ее кандидатуру уже знакомому мне Альбусу Дамблдору, новоявленному директору Хогвартса.
Покой ее уютного, столь старательного выстроенного мирка с тех пор почти ничего не тревожило: ну, игроки в квиддич, периодически поступающие с травмами, ну, ожоги и последствия взрывов котлов на зельеварении. Что еще? С результатами неверно наведенных чар или неудачной трансфигурации справлялись МакГонагалл и Флитвик, на гербологии бдила Спраут, на УЗМС — Кеттлберн. Ей оставались последствия колдовства в коридорах, мелких простуд и стычек между Гриффиндором и Слизерином, на которые она не обращала внимания. Да, были зелья, которые ей приходилось варить впрок в собственное свободное время, но с приходом на должность декана Слизерина Северуса Снейпа, самого молодого Мастера зельеварения, она с удовольствием переложила на него эту обязанность, которую наотрез отказывался выполнять Гораций Слагхорн.
Из основных событий память мадам Помфри сохранила несколько. Во-первых, обучение в Хогвартсе ребенка-оборотня Люпина, за которым ей приходилось присматривать в дни полнолуния и следить за его изоляцией в Визжащей хижине.
Во-вторых, война с Волдемортом. Тоже мне — война, которая прекращается в момент гибели главаря после столкновения с младенцем. Просто стычки между авроратом и преступниками, когда одна группировка фашиствующего толка терроризирует мирное население. Это время Поппи Помфри удачно, по ее мнению, пересидела в школе.
В-третьих, поездка со Сметвиком в Москву на фестиваль молодежи и студентов в августе 1985 года. Москва, как я поняла, ей не понравилась толпами народа, шумом, а я с восторгом старалась до мелочей разглядеть радостные лица людей, широкие и светлые улицы без следов бомбежки, небо без аэростатов заграждения или перекрестных лучей прожекторов ПВО. Жаль, что делегатов не возили на экскурсию в Ленинград…
С коллегами, как я поняла, отношения у Поппи Помфри сложились ровные, в дела образования и воспитания она не лезла, друзьями-приятелями не обзавелась. Жила себе тихо тридцать пять лет, разве что сама никого не убила и не покалечила, пока однажды ее не спихнуло с лестницы Дорогое мироздание. И тут — я. В сущности, нелюдимость Поппи дает мне большой плюс: никто ничего о ней не знал и не знает. Вот, например, все мои нововведения и причуды будут списаны на то, что мадам Помфри все эти годы самостоятельно готовилась к экзаменам на целителя, которые я сдала, сама толком не поняв, что сделала, а заодно изучала всевозможные маггловские способы диагностики и лечения, развивала знание иностранных языков, а не балду гоняла в теплом местечке.