— Я, кажется, понимаю вас, — проговорил мистер Грейнджер.
— Она ребенок и заслуживает счастья. Не когда-нибудь там, в будущем, а сейчас. Здесь и сейчас. Учиться девочка еще успеет, а вот быть счастливой…
Мы жили каждым днем, каждой секундой, потому что завтра может и не настать. «Завтра» за эти годы стало чем-то эфемерным, не воспринимаемым. Многие из нас не планировали дальше, чем на день, хотя мечтали… «Вот война кончится и…» Сколько волшебства было в этих мечтах! Даже мир, в котором я сейчас живу, не сравнится с теми нашими мечтами. В холодных теплушках, в качающихся вагонах, под обстрелами и бомбежками, мы мечтали о будущем, где будет много хлеба с маслом, яркое солнце и никаких врагов. Мы мечтали о семьях и детях…
Я говорила с Грейнджерами, жестко говорила, не как наставница, а как врач. Они не имеют права лишать дочь детства! И я думаю, что они поняли. По крайней мере с каникул девочка вернулась сияющей, просто светящейся от счастья и какой-то спокойной. Как будто случилось что-то, что примирило ее с окружающей действительностью. Но тем не менее ум от девочки никуда не делся, и это я поняла, когда она пришла ко мне, сказав только: «Спасибо, наставница». И столько было в этом простом «спасибо», что я не выдержала и обняла девочку.
Все происходящее заставило задуматься — почему я зову детей малышами? Ведь там были дети, в том числе и в этом возрасте, дети, которые работали на заводах, дети, которые выживали под бомбами, голодали, но защищали близких — их всех мы не называли малышами. Почему же тогда Гарри и Гермиона мной воспринимаются такими? Не знаю… Возможно, это оттого, что вокруг мир, и мирное время мной воспринимается иначе, возможно, от чего-то другого, но мне совершенно не хочется думать над этим вопросом. Как есть, так есть.
Зелья и регулярные физические нагрузки оказывают свое влияние — я уже точно не шарик, фигура подтянулась. Детям очень понравились лыжи, и, пока лежал снег, мы с радостью уходили на лыжах в маленькие походы. А потом счастливые и раскрасневшиеся пили горячий чай. Гиппократ часто присоединяется к нам, по-моему, он в мою сторону неровно дышит, впрочем, время покажет.
Началась учеба, начались сюрпризы… Сначала новости — близнецы Уизли отчислены, что хорошо, родители их оштрафованы, может быть, вобьют немного ума в своих отпрысков. Рональд, который поразил меня своей нечистоплотностью, отселен в отдельную комнату, чтобы заразу не разносил, вши у него обнаружились, его брату вменено в обязанность следить за чистотой чемпиона. Минерва злилась на свой факультет, который так подвел ее… Да, но в казарме такое только каленым железом выжигать. Нам здесь только тифа и дизентерии не хватало. Как вспомню, как мы с педикулезом боролись в полевых условиях… Да, было время.
Во второй половине года не случилось ничего необычного. Дети привыкли к чистоте и проверкам, даже руки мыли своевременно и все — не понравилось, значит, обследование на яйца гельминтов. Ну и спокойнее стали. По отзывам, тот же младший Малфой значительно тише себя ведет после курса глистогонного. Или впечатлился, или это гельминты так влияли, делая мальчика нервным и агрессивным. Вполне возможно, кстати. Другие носители богатого внутреннего мира, для которого они были внешней средой, тоже значительно спокойнее стали. Хм… Это наводит на мысли. Кажется, Северус что-то подозревает, вон как дергается от моего взгляда. Надо бы с ним поговорить, что ли, но как к нему подойти — не знаю пока.
***
Так, это что такое? Иду я по коридору второго этажа, а там на полу мои малыши сидят. Обнялись и рыдают. У меня внутри аж оборвалось все от такого зрелища. Это не капризный рев ребенка, не плач обиженного дитя, это отчаянные, рвущие душу рыдания. Сколько таких я уже слышала за эти годы. Их ни с чем не спутать… Кто посмел?
— Что случилось, дети? — я присела рядом, обнимаю рыдающую пару.
— Про-ф-ф-фес-с-сор С-с-не-йп, — прорыдала Гермиона.
— Умер? — Отрицательный жест, дети даже рыдать перестали. — Ранен? — Снова отрицание.
— Давайте-ка вставайте и пойдем со мной, — привычным жестом влила умиротворяющий бальзам в оба дрожащих тела.
Пока шли до Больничного крыла, дети практически успокоились и были уже способны связно разговаривать. Напоив обоих теплым чаем с шоколадом и зельями, начала расспрашивать. Хм… В общем-то картина ясна. Северус не удержался в рамках и начал оскорблять детей, причем нашел же к кому прицепиться… Но это мне не нравится, что-то с ним нехорошее происходит, видела я подобное уже, только не помню, с чем это связано. Первое желание вскрыть зельевара я с трудом, но подавила. Врач не должен поддаваться эмоциям, да и вскрыть всегда успею.
— Так, дети, сейчас раздеваемся и ложимся в кровати. А я схожу, пообщаюсь, — спокойно сказала я уже успокоившимся детям. — Вы поспите, отдохнете, а там и поговорим, хорошо?
— Да, мама, — прошептал Гарри, а Гермиона просто кивнула, соглашаясь, девочку еще немного трясло.
Я свела две кровати вместе и уложила Гарри и Гермиону, которые буквально ластились к рукам, что же им наговорил-то такого этот «ужас подземелий»? Дети смогли передать только в общих чертах, настаивать я не решилась, пусть сначала успокоятся, переживут это. Войны нет, а вот действия у меня такие, как будто она до сих пор дышит в затылок. Скольких я уже вот так успокаивала после похоронки… Ладно, пора.
— Барбара, посиди с ними, хорошо? Не надо оставлять детей одних.
— Да, мадам, не волнуйтесь, все будет в порядке.
Умная девочка, хорошая. Все понимает, что для врача немаловажно. Пора и мне. С собой взяла зелья и снова подавила желание взять малый хирнабор*. Все-таки, инстинкты** — штука сложная и разумом подавляемы не всегда. Вздохнула и пошла искать Северуса. Или у него застарелая травма, или нашему зельевару, как говорят танкисты, гаубица в башню попала. Не приведи Господь, если второе, тут все-таки школа.
Северуса я нашла в кабинете зелий, он выглядел сильно обозленным и каким-то дерганным. Поэтому первое, что я сделала, прямо сходу — иммобилизовала зельевара и наложила диагностическую группу заклинаний. Не глядя на его перекошенное в гневе лицо, я считывала параметры, мрачнея с каждым откликом. Мне совершенно не нравится то, что я вижу, причем это не паразиты, их я исключила в первую очередь. Непохоже и на проклятье, зельевар не имеет внутренних повреждений, но вот отклик его мозга — это что-то очень сложное, я такого еще не видела. Не уверена, что могу понять, о чем речь.
Диагностика — штука всегда сложная, в отличие от хирургии, в которой все просто: залез, увидел, отрезал, а тут… Я задумалась и наложила специальный комплекс чар. Северус пытается сопротивляться, но против науки и полевой медицины не попрешь. Читала я тут намедни в одной книжке про опыты с целью создания послушных людей, так вот очень похоже. Нет, тут я не справлюсь. Подняв мистера Снейпа заклинанием, я оттранспортировала его в Больничное крыло, где находится специальный камин, позволяющий перемещать подобных пациентов.
На лицах попавшихся навстречу учеников читалась, в основном, радость. Беспокойства не было даже на лице старосты его факультета, что само по себе многое говорит о Северусе и его поведении. Я, конечно, многое видела, но такого точно не должно быть. Вот и камин… Взглянув на Барбару, увидела ее кивок и шагнула в Мунго вслед за пациентом.
***
— Что тут у нас? — заинтересованно спросил целитель Джонсон, к которому Гиппократ направил Снейпа.
— Странный ответ на диагностику, коллега. Объективно, приступы немотивированной агрессии по отношению к детям, резкая смена настроения, не вполне адекватное, с моей точки зрения, поведение.
— Агрессия словесная или?.. — еще более заинтересовался целитель, накладывая специфические чары.
— Словесная, но среди детей отмечаются нервные срывы, что недопустимо в школе.
— А, так это тот самый Северус Снейп! — улыбнулся целитель.
Улыбка его была несколько злобной, видимо, он слышал о зельеваре и вряд ли что-то хорошее. Я задумалась, не было ли ошибкой привлекать именно этого целителя? Однако, похоже, коллеге Сметвику виднее, поэтому решила просто подождать результатов. А коллега Джонсон внезапно стал очень серьезным, он раз за разом налагал какие-то незнакомые мне чары, и все больше напрягался. Закончив, целитель посмотрел на меня тяжелым взглядом, да так, что я сделала шаг назад.