— Барбара, посмотришь тут?
— Конечно, — улыбается.
Камин, «Мунго». Привыкла я уже к этому всему, никакого удивления не вызывает, как в другую комнату сходить. Так… Зайду к Гиппократу сначала.
— Здравствуй, любимая. — Замирает сердечко, замирает, и сладко-сладко становится от его улыбки.
— Здравствуй, я по делу, — останавливаю потянувшегося ко мне жениха. — По поводу Лавгуд и Лонгботтомов.
Посмурнел, видимо, вопрос очень непростой, потом начал рассказывать. С Лавгудами все непросто, отец Полумны — частый гость в Мунго. Сломался он после смерти жены, жаль, что дочь не стала его якорем. Ему самому помощь нужна, а уж девочке… Надо помочь девочке, подумаю как. А вот с Лонгботтомами… С ними все сложнее. Выглядит так, как будто откатились в детство. Помню, видела я однажды что-то такое… Надо вспомнить, что тогда произошло. Может быть, им можно помочь.
— Родной, а что у них в голове физически творится, посмотреть можно?
— Хм… — задумался мой хороший.
— Может быть, магловским способом попробуем посмотреть? Есть у меня одна мысль, вдруг сработает?
Мы договорились отвезти обоих на новомодную томографию в ближайшие пару дней. Возможно, действительно удастся разобраться, в чем дело. А если повезет, то и помочь, ну… Или приговорить окончательно.
***
Вечер, возвращаюсь с Гермионой после ужина в Больничное крыло, чтобы выдать ей новые книги. Удивительно быстро читает и, главное, понимает, что прочитала. Повезло с ученицей, старательная, умная… Скоро будет готова сдавать очередной экзамен уже на медиведьму такими темпами. Барбара на нее тоже не нарадуется.
Возвращаемся мы из Большого зала, и вдруг вижу я девочку, что медленно идет по коридору. Голова низко опущена, плечи вздрагивают, поэтому она нас не видит… Гермиона сорвалась с места и подбежала к девочке, подойдя поближе, я узнала Полумну Лавгуд. Она стояла, не шевелясь, в объятиях Гермионы, которая что-то говорила девочке на ушко. Медленно поднялось заплаканное лицо… Господи… Она же босая! Проблему отопления спален директор и профессора решили, но в коридорах кое-где градусов пять, не больше, а она стоит босыми стопами на каменных плитах.
— Эльф! — Хлопок. — Девочку немедленно в Больничное крыло!
И с еще одним хлопком исчезают и Полумна, и Гермиона, а я спешу к себе. Дошла быстрым шагом, а там Гермиона уже раздевает безучастную девочку. Очень страшно видеть таких детей. Перед глазами вновь встают разбомбленные города и вот такие дети, потерявшие всех и все. Не могущие сами справиться с бедой и оттого медленно умирающие просто от безысходности. Я не хочу такого видеть!
— Полумна, — мягко обращаюсь к ней. — Ты почему босиком ходишь? Где твоя обувь?
— Нарглы спрятали…
— Ах, нарглы…
— Наставница, на ней белья не было тоже и… только юбка и мантия, — шепчет мне на ухо шокированная Гермиона.
Уложили на кровать, переодев… хотя в ее случае — просто одев в пижаму. Я выдала бодроперцовое от простуды и сонное. Пусть поспит, как выспится — так и поговорим. Попросив Гермиону понаблюдать и чувствуя, как мой гнев не желает утихомириваться, направила свой путь к Флитвику, он декан синеньких. Да как они смеют издеваться над тем, кто слабее! Что за повадки, да еще и среди умников! Да, я была в ярости.
— Филиус, твою! — рыкнула я с порога. — Что за бардак на твоем факультете? Не успели от одних фашистов избавиться — других воспитываем?
— Поппи, что ты имеешь в виду? — Вид моих наэлектризованных и стоящих дыбом волос явно впечатлил полугоблина.
— Вот скажи мне, с каких пор это нормально — издеваться над девочкой, заставляя ее почти голой ходить по холодному замку?
А вот теперь я верю, что он не знал. Глаза полыхнули буквально, рычание вырвалось из горла, и, пригласив меня следовать за собой, профессор Флитвик быстро двинулся в сторону общежитий своего факультета. Дверь даже не успела загадать загадку, как открылась, покорная воле разозленного профессора.
— Староста, собрать факультет!
— Поппи, кто пострадал?
— Лавгуд.
— Акцио вещи Лавгуд!
Да, такого я не ожидала. Обувь, мантии, даже трусы… Что-то изрезано, что-то испорчено… И три виновницы. Две первокурсницы и пятикурсница. Тоже мне, нашли себе жертву, змеи… Судя по выражению лица декана синеньких, он их готов поубивать. Не ожидал, значит…
— Филиус, а отдай мне виновниц. Я их подлечу.
— Их надо исключить, а не лечить, Поппи.
— Дай мне шанс, возможно, я смогу их вылечить от воровства и желания унижать тех, кто не может ответить.
Филиус согласился, и я повела рыдающих девочек в Больничное крыло. От воровства лечиться. Не будь современных методов, я бы им, конечно, клизму бы вставила, чтобы жизнь малиной не казалась, но у русских коллег появились и другие методы карательной медицины. Витамины внутримышечно. Это не унижает, не наносит никакого вреда, кроме боли от инъекции, да и организму полезно.
— Вы, девочки, больны. Только очень больной человек может издеваться над тем, кто слабее, а уж воровать у почти сироты — в голове не укладывается. Поэтому сегодня я буду вас лечить, как раз будет время подумать ночь. Переодевайтесь в пижамы и готовьтесь.
— Наставница, а кто это? Что с ними? — неслышно подошла Гермиона.
— А это нарглы, солнышко. Сейчас мы их лечить будем. Приготовь, пожалуйста, шприцы и витамины для каждой — общеукрепляющие.
Смущенно улыбнувшись, ученица убежала готовить то, что я сказала. А я пока запишу в их карточки витаминные инъекции. Потому что социализм — это учет. Так, переоделись.
— Повернитесь на живот и спустите штаны, — спокойно говорю я.
— Но… но… нельзя же бить… — испугались девочки, решившие, что их ждет порка.
— Бить я вас не буду, я вас лечить буду, — мой голос спокоен, руки принимают первый наполненный шприц, который и отправляется по назначению.
Да, это больно, и чувствуется еще долго, даже если вводить правильно, а я ввожу правильно, конечно, не садистка чай. Но запомнят надолго, что лечение — это не только противные зелья. Лежат теперь, плачут в подушку.
— Если такое повторится, девочки, будет у вас двухнедельный курс, это понятно? — Закивали, а Гермиона пока рассказывает, что такое «двухнедельный курс».
Не скажу, что не ожидала такого, но утром девочки чуть ли не на коленях просили прощения у Полумны, совершенно этого не ожидавшей и даже расплакавшейся под конец. Ну а когда они ушли, я предложила девочке ученичество. Так я ее могу к себе забирать… Жалко ее, просто жалко. Ничего, мы обязательно что-нибудь придумаем.
========== Не буду использовать свои знания против законов человечности ==========
Весть о наказании… Пардон, о лечении особенно отличившихся, быстро облетела факультеты, хулиганить стали значительно меньше. Глядя на школьниц, которым сидение на лавке доставляло некоторые явные неудобства, другие дети решили, что так рисковать они не согласны. Гиппократ чуть не задохнулся от смеха, когда услышал эту историю. Кажется, профессора взяли на заметку сам метод и вскоре ко мне заявились смертельно напуганные школяры, отправленные на «лечение» своими деканами. Вот, теперь еще и воспитателем работай…
Полумна с радостью согласилась стать ученицей, обрадовавшаяся Гермиона окружила девочку заботой, ну и Гарри, конечно, тоже, что не мешает ему ухаживать за Гермионой. Сегодня у нас печальный день — годовщина смерти родителей мальчика. Гермиона так смотрела, что решили ее взять с собой на кладбище. Вот после обеда Гиппократ зашел за нами, и мы все вместе выдвинулись.
Накрапывал мелкий дождик, когда мы вышли из бара на улицу. Камин в этом баре подключен к сети, поэтому в деревне мы оказались мгновенно. Медленно мы шли к кладбищу, Гарри прижимался ко мне, а Гермиона — к нему. Так и дошли до плит, на которых были выбиты имена тех, кто родил мальчика, но не смог воспитать, защищая ребенка до последнего вздоха. Капли дождя стекали по лицу Гарри, смывая слезы. Мальчик грустно говорил с родителями, временами переходя на шепот. Гермиона обняла его, желая помочь, поддержать, подарить тепло. Гиппократ положил мальчику руку на плечо… «Им там хорошо, поверь».