Стиль Витткоп, несмотря на упомянутое смакование мерзостей, невероятно изящный, вычурный, даже многословный, но неизменно восхищающий, завораживающий точностью образов. А еще он афористичный.
«…у физической и метафизической вселенной единой разгадки нет, а есть лишь переводы на разные языки».
«Доброту, как и мускулатуру, за один день не нарастишь».
«На свете больше времени, чем мудрости».
«Нужно лишь пожелать всей душой и телом, и появится сила, способная на все. Ну а для смирения с жестокостью требуется, конечно же, не сила, а слабохарактерность. Разумеется, это касалось жестокости в реальном мире, ведь жестокость легенд и картин - нечто совсем другое: урок, зрелище, катарсис или, возможно, пророчество?»
«Да, я считаю цикуту дщерью хтонических сил, первобытных матерей. Ее не сеют, не поливают и не жнут, это природа в чистом виде, от которой невозможно избавиться».
Что есть прошлое, как не текст, который мы пытаемся разгадать, насколько хватает разумения и сил? Настоящее в книге зыбко, тягуче, а прошлое – плотно и материально. Все движется, перетекает одно в другое, временные пласты наслаиваются и переплетаются, отрицая любые хронологические рамки. Трагедия закольцована сама в себя: в финале кажется, что этот круг бесконечен. И казнь Беатриче повторяется бесконечной вереницей образов и видений, а отрубленная голова Мари-Мадлен все еще не унесена с плахи.
«Господи, мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать» — повторяет за Шекспиром Хемлок, и от этой фразы веет хтоническим ужасом и неизбежностью той развязки, какой заканчивается любая человеческая трагедия, по всем законам драматургии заключенная в три акта: рождение, существование, смерть.
Сандра Сиснерос "Дом на Манго-стрит"
«Неба никогда не бывает много. Ты можешь уснуть и проснуться, опьяненный им, и оно может приободрить тебя, когда ты грустишь. Здесь, на Манго-стрит, слишком много грусти и слишком мало неба».
О "Доме на Манго-Стрит" авторства Сандры Сиснерос я узнала из твиттера, собственно, его переводчицы, Алии Зайнуллиной. Заглянула в начало, сделала пометку "прочитать", и отложила, как водится, до лучших времен. И вот пару недель назад решила, что несколько устала от исторической и околоисторической литературы, и хочется мне чего-то о современности и не слишком заумное (отбросив желание еще раз попытаться погрызть Кундеру).
Первое, что удивляет в этой небольшой книге - никакой она не роман, как думалось мне поначалу, а сборник рассказов. И даже не совсем рассказов - скорее, бытовых очерков о жизни девочки Эсперансы из не самого благополучного пригорода Чикаго конца 80-х. Родители Эсперансы - иммигранты, и если не совсем уж отверженные, то, по крайней мере, ничто не дается этим людям легко и просто, по праву белого человека.
Читая о родственниках, соседях и друзьях Эсперансы, о жизни на Манго-стрит, находишь удивительные казалось бы, параллели с жизнью собственной - несмотря на время и расстояние. Возможно, потому что почти у каждого в детстве были безумные проказы с друзьями, обиды и разочарования, и огромный заброшенный сад, в котором так хорошо играть в исследователей неведомого мира-за-гранью, и который, возможно, станет метафорическим водоразделом между детством и взрослением. Но конечно, это не совсем подростковая или юношеская проза - хотя, возможно, адресована она именно юношеству. Простые, казалось бы, истории наполнены невыразимой тоской, которая знакома каждому, кто хоть раз осознавал свою инаковость и стремился эту инаковость преодолеть — но не стать "как все", а изменить свою жизнь вопреки традициям и принятым моделям поведения.
Главный мотив книги — это мотив дома (неудивительно, почему она меня тронула, правда?). Дома как убежища от невзгод, как личного сокровенного пространства и как утверждения собственного я. Эсперанса росла в семье, где «мы» важнее «я», и отмежевать себя от семьи и сообщества казалось для нее очень значимым, правильным шагом. Не из-за нелюбви, конечно — а чтобы не повторить судьбу матери, которая прекрасно пела и всегда мечтала о большем, но вышла замуж, родила, уехала в другую, не слишком дружелюбную страну — и мечта разбилась о быт. Так же, как и у других ее соседок — запертых жестокими мужьями, избиваемых, подавляемых и превращающихся в старух раньше времени. Собственный дом — символ свободы для Эсперансы, символ самостоятельной жизни, в которую никто не посмеет вмешаться.