Самая удивительная находка в этой истории – это фантастическая составляющая, которая несколько сглаживает темы психических заболеваний, убийств и наркомании. Все мы знаем, что это ужасно, все видели социальную рекламу, и эти истины не надо повторять по сто раз. Тут как раз на первый план выходит метафорическая сторона, символы и намеки раскиданы по тексту - в цитате из Мильтона, например. Так что возникает закономерная мысль, что березы - это прорастающие в нас чудовища, то, что Юнг называл Тенью – оборотная сторона личности, с которой невозможно бороться, можно только принять ее в себе.
Словом, мистика в «Березах» - еще один способ обратить внимание на проблемы, поднятые автором – без откровенного морализаторства, через переосмысление, при этом еще и способ заглянуть в подсознание, показать зыбкость границы между реальностью и болезнью. Это не ужасы ради ужасов, не «чернуха» ради «чернухи», это осознанный ход, который можно сравнить с похожим ходом у Мариам Петросян в «Доме, в котором».
Кроме всего прочего, в этой книге меня зацепил язык. Образы – точные, свежие, близки мне, как я писала выше.
«В тот вечер в кабинете нас задыхалось трое: я, мой брат Алекс и доктор Финцов, который пригласил нас по старому хрипящему телефону, искажавшему почти каждое слово, на визит. Распахнутого окна было недостаточно. Мне ужасно хотелось дышать глубоко, хотелось уличного воздуха, и я стояла у подоконника, периодически высовывая голову из душного помещения наружу, в некрепкую темноту, подобную кофе, разбавленному молоком. Стены, по самое горло залитые краской цвета мадеры, давили мне на грудь и словно стягивали желтоватую кожу у висков Финцова. Он часто моргал и потирал уголки колючих глаз, как-то по-паучьи расположившись в своём коричневом кресле. Разговор был неприятен. Они с братом настаивали на том, что отцу стоит пробыть здесь ещё по меньшей мере два месяца».
Части Оксаны читались очень легко, несмотря на обилие сленга и прорывающуюся кое-где «постановочность» самих диалогов. Но стилизация под речь подобных социальных групп вообще штука сложная и удается далеко не каждому. Здесь же чувствуется... знание предмета.
«Но точно говорю: ещё одно такое путешествие я не переживу. Я угробила на дурдом пять лет. Пять чёртовых лет. Столько могла бы сделать за это время. А кто я теперь? Очередная сумасшедшая наркоша, из тех, кого презирают? Пока ехала в метро, рядом сидели какая-то мамаша с мелким. Так она даже глаза ему закрыла, типа, чтобы не пялился на меня. Плевать с горы успеха на таких обдолбанных неудачников всегда легче, чем спуститься к краю помойной ямы и понять, что к чему. Хотя бы попытаться мозги напрячь, что, возможно, у нас особо и не было выбора-то».
На ЛЭ редко встретишь самобытный язык, в лучшем случае текст будет ровным и выхолощенным, но тут именно самобытность очень цепляет, несмотря не некоторые шероховатости.
А вопросы, которые автор поднимает в книге – остаются без ответов. Нет ответа на вечное русское «Кто виноват?» и «Что делать?», и не будет. Но герои «Черных берез» меняются, столкнувшись в миром непознанного, и для себя они если и не отвечают на эти вопросы, то уже не судят так резко и безапелляционно о чужой беде, не стараются налепить ярлык «Ненужный человек» на того, кого судьба выбросила на обочину. Оттого финал «Берез» звучит жизнеутверждающе, как бы говоря словами Дж. Толкина: «Мы не выбираем времена. Мы можем только решать, как жить в те времена, которые выбрали нас».
Чарр "Юстас должен умереть"
Рано или поздно, так или иначе...
...все мы должны умереть.
Умереть должен был и Юстас Адэр — герой романа Чарр. Это его намерение вынесено в название и красной нитью, рефреном проходит через всю книгу. Через книгу-исповедь, книгу-крик, после чтения которой молча смотришь в пространство, осознавая, как же огромна, страшна и прекрасна жизнь.
В романе нет торжества истины и любви. Но есть надежда. Робкая и осторожная, крохотная — надежда на то, что жизнь все же способна победить в человеке тягу к саморазрушению.
Англия, 1860-е годы. Расцвет викторианской эпохи, промышленная революция шагает семимильными шагами, и вот в Оксфорде, который всегда был оплотом истинно английских ценностей и аристократизма, рядом учатся совершенно разные по статусу, образованию и происхождению студенты, попавшие туда разными путями (и кое-кто — не вполне законными). В фокусе авторского внимание трое: Юстас Адэр, Себастьян Дроуэлл и Лайнус Ньювилл — отпрыск буржуа, наследник лорда, любимый ребенок талантливого инженера. По всем законам общества того времени эти трое студентов не должны были и посмотреть в сторону друг друга: аристократия презирает буржуа, а выскочек из народа, которые учатся по грантам, презирают без исключения все.