«Юстас...» — не сюжетная проза. Внешняя динамика событий – все эти лекции, напряженная студенческая жизнь, кутежи, страдания о несданных экзаменах – все это едва касается героев. Главное же в книге – внутренний мир троих студентов, мир, рассмотренный в микроскоп с наблюдательностью естествоиспытателя. Сложные, противоречивые отношения друг с другом и с собой, борьба с собственным прошлым – вот что составляет основные события книги.
Однако то, что в книге нет бодрого и задорного приключенческого сюжета вовсе не означает, что она скучна. Интрига «что же со всеми ними дальше будет» выдержана до самой последней страницы, и можно предполагать различные финалы развернувшейся драмы, несмотря на то, что авторский вариант наиболее последователен и логичен.
Мы смотрим на возникший конфликт с четырех сторон, и если как повествователь, Юстас сам себя обманывать рад, пускаясь в рассуждения и рефлексию, цель которых - утвердить свою, искаженную, картину происходящего, то части, написанные от Себастьяна, полны горечи и яда по отношению к самому себе и к людям. За ироничным сарказмом он ловко прячет болезненную расколотость души. Глава же Лайнуса Ньювилла — самоуничижительно-резкая, наиболее беспощадная в смысле деталей. Вместе каждый из кусочков разбитого зеркала складывается в драматическую картину, а недостающие фрагменты можно домыслить исходя из подтекста.
Кульминацией же конфликта служит сцена на крыше, которая очень изящно закольцовывает каждую из трех частей. Юстэс Адэр решает умереть, да не просто так - а обязательно на виду у Себастьяна и Лайнуса. Там - в невесомом миге между небом и землей, между мечтой и реальностью, между отчаянием и надеждой - решаются их судьбы.
Тягуче-мрачную атмосферу, кажущуюся одним бесконечным осенним вечером, который плавно переходит в зимнюю студеную ночь и в мартовское ледяное утро, разумеется, создают не только мастерски выписанные детали (один чай, воняющий тухлой рыбой, чего стоит!), но и язык. Авторский стиль — первое, на что обращаешь внимание при чтении «Юстаса», и это такое же несомненное достоинство книги, как и композиция. В первую очередь, язык удивительно афористичен. Это редкость по нынешним временам — не просто яркий и самобытный язык, но и такие формулировки мысли, которые способны врезаться в память.
«…как же так можно — желать несчастья тому, от кого зависит счастье того, кто составляет уже твое счастье?..»
И еще это очень «литературный» язык, иногда нарочито, претенциозно литературный, подчеркнуто усложненный, что, впрочем, продиктовано задачами стилизации под речь студентов Оксфорда второй половины 19 века. Тут есть место языковой игре, и метафоричности, и потоку сознания, и острой как бритва иронии. И стилизация, к слову – очень удачная. Она не только обыгрывает классику, но при этом выглядит свежей за счет тех самых языковых приемов, которые пышным цветом расцвели только в эпоху модернизма.
«В комнату под вечер залетела муха — и все путалась в шторах, беспокойно, мятежно — и абсолютно бездумно. Когда Энтони подошел к окну выбросить папиросу, он ее прибил. Свечи не запалили, а так и сидели в полутьме, а потом — и вовсе в кромешной темноте, Энтони — все так же на диване, Себастьян — подле на полу, и пришло время молчания и кровяной дрожи.
Ночью Эни сказал:
— Пожалуйста, не удивляйся, что я его никогда не прощу.
Бастьян все это время не смыкал глаз — и вокруг было черно. Сейчас же он закрыл — и чернее не стало. Теплое дыхание зашевелилось в кудрях:
— Почему он не умер вместо нее? А вместе с ней? Знаешь, тогда мы с тобой были бы несчастные вдвоем.
Под утро Себастьян с удивлением понял, что в окрестностях, кажется, нет ни единого петуха, чтобы отзываться о рассвете. Получается, уже никому не было дела, когда именно встает солнце, а когда заходит.»