Насобирал сухих сосновых веток на костёр, развёл "с одной зажигалки"32 костерок, повесил над ним бывалый армейский котелочек и поставил чай.
Когда вода закипела, Леший набросал в котелок припасённого на скалах чабреца и вдохнул аромат. Это был запах его детства – запах лета, Оленьих Ручьёв, босых ног, чернозёма и много ещё чего. Собственно, за ностальгией по прошлому он сюда и пришёл. Здесь стоял их летний палаточный лагерь несколько лет подряд, пока его не закрыли за отсутствием финансирования. Тогда в детстве это казалось несправедливостью, и готовы были уже скидываться на продукты и жить так. Но время лечит всякое, а искры, закравшиеся тогда в души ребят, остались и даже разгорелись. Теперь многие были связаны с туризмом и продолжали ходить в походы. Вся компания Лешего дружно шастала в походы по Уралу, пока Леший играл в переходах и ездил автостопом. Тоже, своего рода "пеший туризм".
Попив чаю, Леший уже торопливо собрал рюкзак, и приготовился к обратному переходу. Хотелось ещё до поезда зацепить взглядом Большой Провал и Пещеру, а до них ещё надо дойти. По небу бежали облака, на тропе было не топтано: только следы лосей пару раз попались по тропе до Провала.
Провал представлял собой сорокаметровой глубины яму, в которой лежал снег. Раньше снег, бывало, лежал здесь вплоть до сентября. Сейчас туристов ходит всё больше с каждым годом, и снег тает уже к концу июня. Вниз вела лестница. Леший сбросил рюкзак у начала лестницы и стал спускаться. Где-то через пятнадцать шагов по ступенькам начиналась полоса холодного воздуха, который, как в стакане, стоит в Провале. На стенках здесь растут весенние эфемероиды типа селезёночника, папоротники и мхи. Ниже – только мхи, и то самые холодостойкие. Зрелище завораживало взгляд. "А оказаться бы здесь утром, когда лучи солнца пробивают туман! Красота!", – думал Леший.
Теперь пора было трогаться в обратный путь. Дорога здесь уже натоптана туристами, поэтому идти сравнительно легко.
"В свой второй приезд сюда, в двенадцать лет, мне пришлось бежать бегом до станции, – думал Леший, – успели добежать почти за час, но нафиг такие рекорды: больно уж устал. Понедельник день тяжёлый, хотя здесь в лесу легко. Потому что все ушли в город, к своим делам городским. А мне сейчас как? Тоскливо? Или хорошо? Не понятно. Когда-нибудь и я осяду и оцивилюсь, буду также ходить на работу, заведу семью и детей, а о странствиях своих буду изредка вспоминать. Танцуй пока молодой…"
Думалось о многом, но тропинка бежала под ногами, и спустя полтора часа Леший уже сидел на бетонной платформе станции, курил сигарету и смотрел на приближающийся поезд. В Ёбурге сегодня вечером его уже ждут на вписке, где надо будет переодеться, взять городской рюкзак и гитару, да пойти на "ТЮЗ" стритовать.
Глава 3. Июль. Ещё один путь.
"Как Боженька говорил: всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем33…"
На этой фразе оборвался сон. Странный человек, рассказывавший ему во сне о прелюбодеянии, растворился, Леший разлепил глаза, уставившись на радио на голубой стене и слушая противный писк будильника. Он лежал на диване, под тяжёлым одеялом в доме у своей марийской бабушки. Всю ночь в соседнем доме творился "праздник жизни", и характерные звуки мешали Лешему спать. А сегодня снова надо ехать домой…
За это время Леший съездил в родной Михайловск, помогая родителям и деду с бабкой с огородом на Уфимке34, а потом на полтора месяца уехал цивильно на поезде в Марий Эл, в деревню Ошлангер, где жила другая его бабушка. Там Леший проводил дни за окучкой картошки и пастьбой деревенского стада на лугах возле маленькой речки Ошла. Здесь не было гор и скал, зато были поля, берёзовые леса и болота. На осушенных болотах теперь и располагались пастбища, потому там временами был "комариный ад". Леший курил "Приму", покупая её в магазине с надписью "КЕЧЕ ЕДА КУЧЫМТЛО САТУ35". С местными он практически не пересекался. Знакомые по детству пацаны стали непонятными гопниками, с тюрьмой головного мозга и постоянным желанием набухаться. Здоровались с Лешим без особой охоты, время от времени приходили стрельнуть сигареты и "попиздеть за жизнь" на пастбище. Леший травил местным байки про автостоп, про Урал, про юга, про свои дороги. Мог бы и прилгнуть, хотя Лешему и так постоянно казалось, что местные не верят ни слову, рассказанному Лешим…
Когда пришло время уезжать, бабушка нагрузила рюкзак Лешего пирогами, домашним квасом и банкой варенья, со слезами на глазах проводила его на дорогу. До села Старокрещено, откуда ходил автобус до Йошки, топать было около трёх километров. В этом году на месте льна на поле посеяли не то ячмень, не то овёс, поэтому зрелище было не таким эпичным как в детстве.