Так стыдно, что я расстроил госпожей. Что стоило дотерпеть до комнаты, где меня бы никто не увидел? Я просто не думал, что меня там кто-то увидит, а боль вдруг так подступила… Разучился я терпеть — вначале в приюте, а потом у госпожи Вайолет и госпожи Майи. А ведь до этого чего только не бывало. Эта госпожа, гостья, ещё и не так страшно поиграла, как бывало в моем родном доме, а потом… Не хочу я вспоминать про "потом". Зато, когда молодая госпожа меня сама намазала иши, и они обе — и госпожа Клайрисса, и госпожа Майя — так ласково со мной разговаривали, я понял, что готов каждый день что угодно терпеть, лишь бы они были довольны.
Но больно было, конечно; я решил полежать, подождать, пока иши снимет боль. Боль почти утихла, и я задремал. Проснулся, когда показалось, что кто-то зашёл в комнату. Второпях чуть не свалился с кровати, и приземлился прямо у ног госпожи Клайриссы.
— Лежи, Рыжик! — не рассердилась она. — Я просто зашла узнать, как ты. Стало лучше?
— Конечно, конечно, госпожа! Все прошло, совсем прошло!
— Ладно, молодец. Хорошо, что стало лучше, — она погладила меня по голове, а потом стала задумчиво перебирать волосы. Я понадеялся, что сейчас правильно угадал — ей понравился рыжий цвет — и стал быстро расплетать косу. Кажется, действительно угадал, потому что она распустила мне волосы по плечам и сказала с неожиданной лаской: "Ты красивый, Рыжик. Необычный такой…"
Я ей понравился? Молодой госпоже, о которой даже не смел мечтать?
— Приду завтра, Рыжик. Возьму тебя к себе, если ты вылечишься. И если ты не против, конечно, — и засмеялась.
Надо быть честным, ведь она все равно узнает… бумаги посмотрит и узнает. Может, ей неприятно будет.
— Госпожа, я… — набираю воздух в лёгкие и говорю, пока не передумал: — Госпожа, я бордельный. Недолго был, до приюта.
— У тебя же клейма нет, — удивляется она.
— Меня отдали туда на неделю в наказание, а потом не стали забирать. А потом бордель проверять стали, и многих в приют отправили. И меня тоже.
— Ничего страшного, — спокойно говорит госпожа. — Теперь ты у нас. Больше тебя никто не отдаст в приют, и, тем более, в бордель.
Она ушла, а я попеременно то думал о том, что госпожа мне примерещилась, и вспоминал, как меня туда отдали… Когда оказалось, что меня никто не заберёт домой, я думал, что покончу с собой. Было так страшно остаться там, что я даже гнева нашей Матери за самоубийство почти не боялся. Но вдруг повезло — в бордель пришли с проверкой и что-то там плохое обнаружили. И нас отдали в приют. Нас — меня, Айндрэ, и ещё других парней. И Айндрэ там был, ему вообще повезло — и дня не пробыл, оказалось, что с документами непорядок, он слышал.
В приюте тоже страшно было поначалу — там же здоровенные парни, тридцатилетние перестарки — будешь рыпаться и права качать, просто прихлопнут. И вдруг один из этих накаченных мускулистых парней просто пообещал, что нас не тронут. А потом, когда госпожи пришли в приют и выбрали Рийлийнэ — того самого, кто нам помог, и Айндрэ, я бросился к ним и просил, чтобы меня тоже взяли. Повезло, взяли!
Глава 40
Айндрэ
Я отказался пойти с госпожой, которая меня выбрала. Не знаю, что на меня тогда нашло, потому что это было чистое самоубийство. Но госпожи обещали нам, когда брали из приюта, что можно будет отказаться. Нет, я не проверял их слова, просто единственный раз в жизни спросили моего мнения — и я отказался. Да и страшно было становиться игрушкой незнакомой госпожи, я-то прекрасно знал, чем это может закончиться.
И вместо этого позволил себе помечтать. Я с детства замирал от восторга, видя госпожей в форме. Они такие красивые в ней, такие строгие и серьезные, и, в то же время, они должны быть справедливыми и защищать, ведь правда? Я никому не говорил об этом, потому что боялся. Боялся, что парни меня высмеют, скажут: "Размечтался!". Впрочем, мужчины могли бы меня понять, но вот госпожи… Никто бы не позволил мне иметь свое мнение, выбирать. Поэтому я любовался гвардейками тайком.
И когда госпожа пришла к нам в кафе, села за столик, такая строгая, серьезная, но такая ослепительно красивая… Она на меня не обратила никакого внимания, а я потом надеялся, что она придет снова, чтобы хотя бы полюбоваться. И из-за нее отказался идти с другой госпожой. Я уже думал, что за это запорют до полусмерти, но госпожа управляющая не стала меня ругать и наказывать. Потом оказалось, что не зря я предчувствовал что-то плохое — бедный Жозейн… на его месте должен был быть я.
А теперь госпожа Айлианна — так ее зовут — пришла снова, совершенно на себя непохожая, но такая же красивая. И она попросила у хозяйки меня! Даже если бы после этого меня усыпили, я бы все равно согласился. А госпожа привела меня в свою квартиру, и почему-то мне показалось, что она стесняется этого — того, что живет не в богатом доме. И она извинялась передо мной, перед рабом!