— Знаю, знаю!
— Хорошо помню, как ты говорила мне, что для тебя официальный брак не нужен. Именно потому, так смело рассказываю тебе о моём, вынужденным бракосочетании с Австралийкой.
Диан молитвенно сложила маленькие, смуглые кисти рук. Только дождавшись, что я замолчу, тихо и почтительно заговорила на русском.
— Вибава, — склонила голову в знак преклонения, назвав меня тайским именем, — Я знаю, что ты могущественный «торандоне» — добрый дух воды.
— Ты спас меня от смерти, избавил от хромоты, дал немыслимые знания и умения, меньше чем за сутки. Как, после всего этого, я могу сомневаться в любом твоём решении?
— Что бы ты ни делал, ты даришь благо, — схватив кисть моей руки, поднесла к своему лбу.
— Ты избрал меня одной из своих жён на земле, — с непонятной хитринкой взглянула на меня исподлобья, — Что могут значить законы людей, против желания великого духа. Умная дикарка, наверняка не зря заговорила про желания. Когда она перевернула мою кисть и осторожно поцеловала, а после, чуть укусила ладонь, ближе к пульсу, всякие слова были излишни.
Вместо запланированной четверти часа, моё интимное общение с невестой продолжалось почти целый час. Диан, как всегда, оказалась сексуально ненасытной, подобно дикой лесной кошке. Говоря откровенно, моя душа, тоже просила любви. Слишком долго я занимался важными и серьёзными делами, приличествующими сорокапятилетнему мужику, каким я и был на самом деле. Пора вспомнить необузданную природу девятилетнего носителя моего разума, уже попробовавшего эротический экстаз. Разум и осмысленные желания, прежнего, природного владельца моего тела, проявлялись гораздо реже, чем основной инстинкт, разбуженный моим вмешательством. Вполне возможно, что у сироты пастушка, в тело которого я внедрился, попросту нет развитого разума. Биологические инстинкты преобладают над социально обусловленными, воспитываемыми семьёй. Именно по этой причине, мой разум так удачно «задавил», сознание моего «донора».
Спускающаяся темнота тропической ночи, благоухающей ароматами неизвестных мне цветов или деревьев, ещё больше разжигала жажду экзотичных приключений. Ради эксперимента, «отодвинул» прагматический и холодный разум путешественника во времени, пусть и виртуальном. Чувствую, как дрожит от возбуждения, девятилетний беспризорный мальчишка, в глубине моего «Я». Тестостерон бьёт через край.
Даже не очень сведущая в делах любви, Диан, почувствовала перемену в моём сексуальном поведении. По сравнению с первым разом, когда во мне преобладала холодная рассудочность программиста двадцать первого века, совращавшего селянку, сегодня, бурлила необузданность дикаря или жадность подростка, впервые дорвавшегося до женского тела.
— Ты сегодня такой смешной, — подметила будущая супруга.
— Как будто видишь впервые мою грудь и всё остальное… Ты меня забыл с другими женщинами?
— Или просто сравниваешь?
Не дожидаясь ответа, немного встревожено спросила:
— Не передумал подарить мне ребёнка? — привстала с остывающего песка, испытующе глядя в глаза.
— Ведь теперь, ты можешь иметь белого ребёнка от белой австралийки, с которой повенчаешься согласно своим канонам.
Не сдержавшись, заржал.
— Давно ли ты узнала, что такое «каноны»?
— Ещё двух недель не прошло, как я имплантировал тебе знания из моего мира.
Ребёнок-беспризорник во мне, получивший свободу самовыражения, задирался и хамил как и положено дикарю. Смотрел и понимал всё происходящее, как бы со стороны. Решил вмешаться только при самом дурном течении событий. То, что такое возможно, поверил сразу. Вспомнил, по случаю, афоризм.
— «Истинно злы только дураки и дети» (Александр Сергеевич Пушкин).
При всей покорности, выказанной недавно мне как «торандоне» — доброму духу воды, девушка, слегка надула губки. Понятно, что шестнадцатилетняя, хорошо развитая сельская девушка, отлично ощущала своё физическое превосходство передо мною, девятилетним мальчиком. Особенно сейчас, когда я вёл себя в сексе с ней как истинный пацан. Умом, Диан понимала, что Дух, вселившийся в меня, неизмеримо более высокого порядка, чем любой человек, встречавшийся ей до сих пор. Именно от того, что её обижает «высшее существо», Диан не просто надулась, но готовилась заплакать. Она так верила в меня!
Наконец, рассудок сорокапятилетнего мужика, полностью перехватил управление на себя.
— Милая Диан, — произнёс я тем же голосом, но совершенно другими интонациями.
— Ты моя жена и боевая подруга. Не забыла наши совместные полёты под огнём зениток и вражеских самолётов?