Воцарилась тишина. Судья подозвал к себе адвоката и прокурора. Оба вскоре вернулись на свои места. Когда они уселись, судья вежливо обратился к присутствующим:
— Поскольку показания этого свидетеля важны для суда, мы согласны следовать той примитивной процедуре, к которой свидетель привык.
Затем, повернувшись к Модиуну, он с упреком проговорил:
— От всей души надеюсь, что вы принесете свои извинения адвокату за оскорбление недоверием, которое вы ему нанесли. — И вернувшись к любезному тону, продолжал: — Так как вы хотите, чтобы к вам обращались, господин Модиунн?
— В установленном порядке… — начал человек.
— …порядке, который установлен там, откуда вы прибыли? — перебил его судья.
— Нет. Порядке, издавна установленном человеком, — настойчиво проговорил Модиун. — Согласно этому порядку прокурор должен задать мне ряд вопросов, а также, не перебивая, дать время ответить.
— И какого же рода эти вопросы? — несколько растерялся человек-гиена.
— Сначала следует спросить мое имя.
— Но нам известно ваше имя, — растерянно произнес судья. — Оно указано в повестке…
— Такого рода факты должны устанавливаться в ходе судебного процесса при прямом допросе, — настаивал Модиун.
Судья засомневался.
— Но подобный метод допроса займет у нас весь день.
— Не только день, но, может быть, даже целую неделю, — согласился Модиун.
Из уст всех присутствующих в зале суда вырвался единый вздох. А судья, без всяких признаков вежливости, обронил:
— Невозможно!
Однако после некоторой паузы он обратился к прокурору:
— Хорошо. Продолжайте, пожалуйста.
Прокурор-гиена приступил к допросу, хотя вид у него при этом был не слишком уверенный. Тем не менее главные вопросы были заданы:
— Как ваше имя? Действительно ли вы прибыли из Африки? Являетесь ли вы тем, кого обвиняют в незаконном проникновении на борт корабля? Известно ли вам, в чем обвиняются подсудимые?
После этого Модиун стал проявлять открытое неповиновение, взяв на себя роль как свидетеля, так и защитника.
— Я протестую против этого вопроса, поскольку то, в чем обвиняют подсудимых, согласно установленным человеком с давних пор законам, с тех пор, когда он ушел за барьер, предоставив остальную Землю своим друзьям животным, не является преступлением. — Произнеся основной свой аргумент, Модиун продолжал: — Если даже подобное действие квалифицировать как проступок, то и он выглядит крайне незначительным и заслуживает самое большее — заключения под домашний арест в каюте на один-два дня…
На этом его прервал судья и заявил, что обвиняемые совершили тягчайшее преступление, караемое смертью.
— И это согласно определению? — спросил Модиун.
— Да, согласно определению.
— Тогда покажите мне это определение, — настаивал Модиун.
Секретарь суда, человек-гиена в темно-синем костюме и рубашке qn стоячим воротником, приволок уложение, где на странице 295, в параграфе 4 главы 3 седьмой строкой сверху было записано следующее:
«… является наиболее серьезным уголовным преступлением, которое карается тюремным заключением, штрафом или смертной казнью…»
— Ну-ка, покажите мне, — сказал Модиун.
Секретарь суда протянул ему том после того, как получил разрешающий кивок судьи. Модиун перечитал строки, перевернул лист, посмотрел на заголовок, потом поднял глаза и торжествующе заявил:
— Это вовсе не тот закон, который составил человек. Это фальшивая альтернатива ему, к тому же адаптированная для немногочисленной группы людей-гиен.
— А я заявляю, — провозгласил судья, — что это правильный и настоящий закон. — Тон его становился все менее и менее любезным.
— А по моему мнению, — возразил Модиун, — вы должны объявить подсудимых невиновными по той причине, что преступление не доказано.
— Я хотел бы, — сказал судья, — задать вам в таком случае один вопрос: вы собираетесь выступать в качестве свидетеля или нет? Если не собираетесь давать свидетельские показания, то покиньте это кресло!
Проговорил он все это с явным раздражением, и Модиун счел, что момент является самым неподходящим, чтобы покинуть зал.
— Я буду давать свидетельские показания… но оставлю за собой право вновь вернуться к этому вопросу.
Судья обратился к прокурору:
— Продолжайте допрос свидетеля.
— Итак, каким образом вы оказались на борту корабля?
— Я добрался до одного из многочисленных входов, ведущих на причал, прошел через него, дошел до лифта, поднявшего меня на высоту почти сотни этажей, выбрался в коридор и таким образом без помех попал в звездолет.
После его слов в зале наступила тишина. Длинный и худой человек-гиена имел растерянный вид. Но, придя в себя, он спросил:
— Не могли бы вы взглянуть на скамью подсудимых?
Модиун повиновался и, конечно, посмотрел на своих четырех друзей.
— Вы узнаете их? Хотя бы кого-либо из них?
— Да. Я знаю их всех.
Подсудимые шумно задвигались, а Нэррл даже вжался в сиденье, как будто на него давила неведомая сила.
— Прошу соблюдать порядок, — выкрикнул судья, обращая взгляд на подсудимых.
Прокурор тем временем продолжал:
— Присутствовал ли кто-либо из обвиняемых, когда вы шли по причалу космопорта, поднимались в лифте и входили в звездолет?
Человек почувствовал, что напряжение охватило всех сидящих в зале людей-животных. Многие затаили дыхание, ожидая, что ответ будет положительным. Модиун же обернулся к судье.
— Ваша честь, полагаю, что моему ответу придается немаловажное значение. Считаю, что каждый из присутствующих даже уверен, что мой положительный ответ повредит подсудимым. Вы-то сами тоже так считаете?
Длинное и худое существо дернулось в его сторону.
— Единственная задача свидетеля, — проговорило оно, — правдиво отвечать на задаваемые вопросы. А выводы я сделаю в соответствии с логикой, которой оперируют судьи.
— Тем не менее, — настаивал Модиун, — вы принадлежите к небольшой группе людей-животных, которая в настоящее время g`ub`rhk` все важнейшие посты и позиции, включая право на судебное разбирательство. Поэтому я подозреваю, что ваше судопроизводство не может быть беспристрастным. Если вы меня в этом переубедите, то я буду счастлив ответить на этот вопрос.
— Заверяю, что оно будет беспристрастным, — ответил судья.
Но Модиун покачал головой.
— Боюсь, что вы меня не совсем поняли. На словах заявить это может каждый. Но как вы можете доказать, что, принадлежа к захватившему власть меньшинству, непредвзято отнесетесь к подсудимым?
— Боюсь, свидетель, что мне опять придется попросить вас покинуть это кресло…
— Нет, нет, показания я буду давать…
— Ну, хорошо. Так каков же ваш ответ на этот вопрос?
— Обвиняемые были со мной на космодроме, когда я поднимался на звездолет.
— Ааааааа* * *! — дружно воскликнул весь зал.
Судья застучал молотком, призывая к порядку. Когда же вновь наступила тишина, Модиун обратился к адвокату:
— Я понял, что знакомство подсудимых со мной считается важной уликой против них…
— А вы ожидали чего-то иного? — спросил судья, не скрывая своего торжества.
Модиун взглянул на него с сожалением.
— Видите ли, предположение о том, что они сопровождали меня, не имеет никакой связи с обвинением. Допустим, например, что, будучи со мной, они не знали о моих намерениях… Да и вообще, можно развить целую серию разного рода предположений…
Судья обратился к прокурору:
— Продолжайте допрос свидетеля и, в частности, обратите внимание на поставленные им вопросы. В конце концов он, кажется, начинает отвечать правдиво. Заставьте его рассказать всю правду до конца.
Аргумент был веским, и Модиун был вынужден согласиться с такой постановкой вопроса. Впрочем, он бы мог ещё порассуждать о том, что такое правда в философском смысле, но лгать о реальных событиях человек не собирался. Прокурор же таким образом добивался от него признания одной детали за другой.
Наконец Модиун признал, что подсудимым было известно о его намерении пробраться на борт экспедиционного космического корабля. Далее ему пришлось признать, что один из обвиняемых предложил ему это, а другие согласились.