— Москва — не мой город, не прижился. — Я повел плечами. — Ты мне кости чуть не сломал, медведь здоровый! Как сам-то, как Ромашка[10] твоя, дети? Я слышал, ты в Афгане вроде служил, вернулся?
— Оттарабанил там три «миса» и обратно, — на его физиономии расплылась широкая улыбка. — Прикинь, идем, никого не трогаем, а тут вы!
Ну, про «никого не трогаем» он наверняка приврал. Поди, стреляли во все, что движется.
С Миндаугасом Купрявичусом мы познакомились давно, году эдак в девяносто четвертом, когда я, отслужив положенный год, остался на сверхсрочную, а он попал в нашу роту свежеиспеченным лейтенантом, с одной звездой[11] и горящими энергией глазами. Черноволосый и кареглазый, высокого роста, он больше походил на южанина, чем на чистокровного литовца. Мы быстро подружились и почти год тянули армейскую лямку вместе. Потом его перевели в другой батальон, куда он перетащил и меня. Отслужив два года, Миндаугас получил свою вторую звезду, старшего лейтенанта, которую у него через месяц отобрали, разжаловав в лейтенанты. А еще, в виде дополнительного наказания, отправили служить в заброшенный учебный центр. Я, также получив свое, плюнул, написал рапорт и ушел в запас. За что разжаловали? Так года-то какие были — девяносто пятый, в Чечне шла война, и по бывшим союзным республикам мотались вербовщики, предлагая послужить под зеленым знаменем ислама.
Сунулись и в наш батальон, где дежурный, недолго думая и зная наш характер, посоветовал обратиться «к этим двум, они объяснят». Вербовщик (кстати, по документам он оказался русским) сдуру и обратился. Немного ошалев от предложения, мы его долго, можно сказать, с огоньком, били, неосмотрительно устроив экзекуцию рядом с расположением части, где нас и замела военная полиция. Про вербовку доказать ничего не удалось, нас обвинили в банальной драке, и дело закончилось клизмой с патефонными иголками и потерянными звездами.
Устроившись на капоте джипа, мы закурили и начали делиться невеселыми новостями.
— Прикинь, прошло всего четыре дня! Четыре! Потом, прикинь, мне понятно стало, что всем на всех насрать, каждый за себя. — Миндаугас устало потер глаза и полез за следующей сигаретой. — Ты, Робби, прикинь — начальство закрылось в учебке, гражданских побоку и сами мародерствовать начали, магазины в округе потрошить и склады. На патрулирование ездить перестали, даже патронов нам не выдавали — мол, мало осталось. А сами выдвинули две роты в Гирайте и захватили патронный завод, там теперь постоянно около роты охраны находится. Сидят, словно ждут чего-то. Хотя есть у меня одна идея, чего эти суки ждут, но об этом после расскажу, при встрече. Я парням эту темку рассказал, они чуть с катушек не сорвались, еле удержал. В общем, запаслись малеха боеприпасами, ночью по-тихому сдернули, сейчас двумя пятерками работаем. Одна пятерка на временной базе, семьи охраняет, второй группой город чистим, людей вытаскиваем по возможности. Но живых мало осталось; такое чувство, что все рванули по деревням. Или сдохли, в эту нечисть обратившись. Наш полковник, ыфиш кырд[12], вчера на связь вышел. Прикинь, обещал нас поймать и расстрелять к черту, как дезертиров. Пусть попробует, у меня ребята с опытом. А вы чем занимаетесь, может, к нам?
— Нет, Минде, извини. — Я спрыгнул с джипа и осмотрелся. — С радостью, но мне еще семью вытаскивать, они на Украине застряли.
— Один? — Миндаугас удивленно поднял брови. — В одиночку точно не доедешь.
— С другом. — Я кивнул на Айвара. — Тут малость разберемся и поедем. Машину надо присмотреть, запасы кой-какие сделать, сам понимаешь. Через пару дней окопаюсь у себя на даче, помнишь, где она? Если что, заезжай, будем рады.
— Лады, Робби, куллюна фи йад-алла[13], тогда держи пять, рад, что ты жив. Мы сейчас временно без постоянной базы, чтобы особо не светиться, но, думаю, что вскоре что-нибудь найдем. Когда серьезно окопаемся, оставлю тебе весточку. К примеру, вон в ту будку, — кивнул он на распределительный щиток светофора, — рисалю[14] закину. Да и жена с Робертой будут рады.
— С кем?
— С Робертой, дочкой моей. Думаешь, я свое слово забыл? — Миндаугас ухмыльнулся. — Ни черта подобного, хорошо помню.
— Ну ты даешь, Миндаугас!
— А ты думал…
Помяли мы друг друга напоследок и разбежались. Мы с Айваром поехали дальше, а ребята, привычно рассыпавшись в патрульный порядок, продолжили чистить город. Свой город.
— Я не знал, что у тебя крестница есть. А что за слово он тебе дал, — спросил Айвар, когда мы отъехали, — и по какому поводу?