Ой, что-то шарахнулось в кустах! Протрещали сучья. Промчалось наперерез. Волк? Нет, кажется, лиса. А все-таки на минутку стало страшновато. Мог ведь оказаться и волк. Они осенью голодные и поблизости от села шастают.
Страшновато было ходить вот так, ночью, по бездорожью. Никто из подружек не соглашался разделить компанию — побаивались. Что ж, приходилось ходить одной. Время было дорого: кроме уроков — по дому работы полно. Недаром мама говорила: «Ты у меня — главная помощница». А и в самом деле... Братьев да сестер — восемь, а кто в доме оставался? Брат Петр, самый старший, тот уж много лет в Рогозцах только гость. С юности на военной флотской службе, до большого звания дослужился. Сейчас где-то на Черном море. Сколько слез о нем мама выплакала! Он же еще в финскую воевать начал, мама все похоронной боялась, да не на Петра пришла похоронная, а на Колю — в Ленинграде, в морском училище он учился, оттуда на фронт ушел.
Хватает маме горя... Еще одну похоронную получила — на Володю. Он прямо из цеха, где начальником был, со своего «Шарикоподшипника» в московское ополчение ушел.
Да и Валерка, самый младший, двадцать шестого года, тоже уже в армии. Валерка, правда, до самого прошлого года с мамой оставался, да велика ли подмога по дому от парня? Старшая сестра Маша уже давно отдельно живет — в Заокском, возле Тулы, учительница. И Полинку, той к началу войны только двенадцать сравнялось, еще тогда к себе взяла. При маме одна Ниночка, да за ней самой смотреть надо — только за два года до войны в первый класс пошла. Так что правильно мама говорила: «Ты, Саша, мне главная помощница».
«Мама... как хорошо, что не знаешь, где я и что со мной. Наверное, веришь, что я служу где-нибудь в медсанбате? С той поры, как я зачислена в разведшколу, ты и не представляешь, чем я действительно занимаюсь. Не знаешь, что я уже двенадцать раз была в тылу врага. Одиннадцать перебросок в тыл и одиннадцать возвращений. Но этот, двенадцатый... Нет. Не надо, не надо, не надо думать о том, что может случиться в любую минуту...
Возможно, ты никогда не узнаешь, мама, что я была здесь и чем кончилось все это. Разведчик погибает безвестным. К этому я готова давно. Еще с тех пор, как училась в школе разведчиков. И лучше, если ты посчитаешь, что меня просто убили на фронте, как многих. Пусть тебе никогда-никогда не станет известно, что здесь сделают со мной...»
Мамины тревоги... Полные забот и наставлений ее письма, когда впервые пришлось расстаться с нею. Когда это было? В тридцать восьмом году. Кажется, вечность прошла с тех пор... В тот год было закончено девять классов. А десятого не было ни в ястребовской школе, ни где-либо вблизи Рогозцев. И тогда на семейном совете решили: «Поедешь, Саша, жить к Марии; в школе, где она учительствует, есть десятый класс».
Десятый... Словно в зеркало заглянула Саша сейчас в свою память. «Кто ты, девушка, смотрящая на меня? Пушистые, легкие волосы пронизаны солнцем, сияют твои глаза, чему-то улыбаешься ты чуть-чуть задумчиво. На простеньком ситцевом в цветочках платье — комсомольский значок, в руках свернут в трубочку аттестат.
Да это же я сама ровно за год до начала войны, в июне сорокового года. В день, когда окончила десятилетку. «Мама, я уже получила аттестат, буду подавать документы в Тульский педагогический, на исторический факультет. Жди, скоро приеду, все лето буду готовиться к приёмным экзаменам и обязательно выдержу! Обязательно...»
И выдержала.
Но сейчас, здесь, в этом гестаповском застенке, выдержишь ли свой последний, свой самый трудный экзамен, Саша?
«Выдержу. Я член Ленинского комсомола».
А помнишь, как тебя принимали в комсомол?.. Как это было давно — в тридцать седьмом, за четыре года до войны, когда училась в восьмом классе ястребовской школы.
С нетерпением ждала, когда исполнится четырнадцать. Ведь только после этого получаешь право подать заявление в комсомол. Смешно вспомнить — боялась перед собранием: «А вдруг откажут?» Ведь знала же — не за что отказать. Отличница, староста класса. Знала, а все же переживала. Вместе с подружками по классу — Аней Безлейкиной, Маней Иванниковой. Их всех в один раз принимали. Что с ними теперь? Аня, известно, тоже в армии. Добровольно ушла. Жива ли?..
«Достойны ли приема?» Волновались тогда, ждали, пусть это решат комсомольцы. Хотелось быть такой, как они. Но ведь они такие же ребята, как я, как Аня и Маня, просто ребята из нашего класса. Но комсомольцы были и среди тех бойцов, которые штурмовали Перекоп и Волочаевку. Комсомольцами были Безайс и Матвеев — отважные парни, о которых так интересно написано, аж дух захватывает... Как она называется, книжка про них? А, вспомнила: «По ту сторону». Про гражданскую войну. Помнится еще книжка — «Первая девушка». Про первую комсомолку, про то, как смело глядела она в лицо врагам. Книги, книги... Сколько их прочитано в школьные годы... Дома шутили: «Нашу Сашу от книжки за уши не оттянешь». Читала все подряд. Но больше любила читать про то, как люди раньше за свободу боролись. Спартак. Степан Разин. Пугачев. Декабристы. Гарибальдийцы. Парижские коммунары. Большевики...
Большевики... Самые честные, самые стойкие из всех, кого приходилось знать и о ком слышать, были большевиками. С детства помнятся рассказы о дяде Сергее Васильевиче. Видел и слышал Ленина. Был секретарем партийной ячейки в селе, смело боролся с кулаками и бандитами и еще в гражданскую погиб как коммунист...