В погребе мы тщательно прятали от жадных фашистских глаз мою шестнадцатилетнюю тетю Веру. Хотя зарегистрировать её пришлось, ибо за сокрытие от регистрации могли бы и расстрелять, причем без суда и следствия. Вскоре для всей нашей семьи наступил страшный день, когда местный полицай, перешедший на службу к фашистам, пришел и потребовал, чтобы на следующий день с утра Вера явилась в комендатуру для осмотра с последующей отправкой в Германию. И мама, и бабушка, и вся наша семья была в панике, но к концу дня мама нас всех успокоила и сказала, что она попытается решить этот вопрос. На следующий день мама, напялив на себя какие-то лохмотья и накинув на голову старый поношенный платок, отправилась в комендатуру. Пришла она нескоро, заплаканная, еле держась на ногах, и ничего не говоря, забилась в свой уголок в погребе. И только значительно позже из рассказа бабушки я узнала, что когда она явилась в комендатуру и представилась Верой Мороз, фашисты поняли, что их обманывают, и полицай подтвердил этот факт. Немцы были взбешены и, после короткого совещания, сорвав с нее лохмотья, жестоко избили её плетками, бросив голую женщину на пол. Полуживая мама еле добралась до спасительного погреба. Вот такой была моя мама, готовая ради своих близких жертвовать своим здоровьем и даже жизнью. И этот случай самопожертвования, заступничества и взаимопомощь были её характерной чертой. Забегая вперёд, могу рассказать и такой почти забавный эпизод опять же с той сестрой Верой. Уже после изгнания фашистов с нашей земли, будучи совершеннолетней, едва окончив школу, тетя Вера нигде не работала, не собиралась продолжать учёбу и не очень помогала бабушке по хозяйству. Была на бабушкином иждивении, но мама не оставляла её без внимания. Наконец после длительных уговоров убедила её подать заявление для поступления в один из ближайших институтов. Но когда пришел вызов на сдачу экзаменов, она со страху отказалась ехать, мотивируя свой отказ тем, что она всё равно не сдаст. Но мама и тут нашла оригинальный выход. Поехала и сама сдала за неё экзамены. Но тетя Вера не воспользовалась «подарком» мамы, и проучившись некоторое время, бросила институт и вернулась домой на вольные хлеба.
Но самое страшное было еще впереди, когда немцы дали нам полчаса на сборы и велели построиться на улице в колонну. Разрешили взять с собой только то, что сможем унести в руках и на себе. Под охраной немецких солдат и полицаев из местных заставили нас идти несколько дней пешком до какой-то неизвестной нам железнодорожной станции. Мама катила детскую коляску с недавно родившимся братиком, в которой кроме детских вещей был небольшой запас продуктов и наспех схваченные кружки, ложки, ножи и проч. Кроме того несла в руках еще небольшой узелок с вещами. Меня мама поручила заботам бабушки. зная мой сверх любопытный характер, наказала не отпускать ни на шаг. Шли мы световой день и в дождь и в ветреную погоду по разбитой грунтовой дороге, порой проваливаясь по колено в грязь. А ведь это был уже дождливый сентябрь-октябрь. Останавливаться без команды строго запрещалось. Полицаи могли и прикончить. Для острастки они порой даже без особой надобности стреляли вверх. Как на грех у мамы сломалась детская коляска. С трудом уговорила ближайшего охранника остановиться на пару минут, чтобы переложить вещи из коляски в узелок и взять на руки грудного ребенка. В это время колонна не останавливалась, а продолжала движение, и мы оказались в самом конце.
И вот, наконец, мы дотопали до небольшой, незнакомой нам железнодорожной, станции, где нас погрузили в товарные вагоны под названием «теплушки». Я не зря употребила слово погрузили. Например, в нашем вагоне нас нагрузили как селедку в бочке. В вагоне из сидячих и лежачих мест была только солома на полу. Спали по очереди. В первую очередь укладывали детей, потом по очереди могли прилечь и взрослые. Казалось бы в таких стесненных условиях не может быть и повода для каких-либо приключений. Но не тут-то было. И приключение это связано с моей персоной. По возможной халатности, а, может быть и специально для проветривания, массивные двери вагона были слегка приоткрыты. Уложив меня спать, мама с братиком на руках сидя рядом, задремала. А я, проснувшись, захотела пить. Найдя кружку, я тихонько обошла маму, и, видя просвет в дверях, направилась в ту сторону. Я услышала шум дождя и решила, что это подходящее место, где можно набрать воды и напиться. Я уже стояла у самого края вагона и просунула руку с кружкой, когда кто-то крепко схватил меня за шиворот и затащил назад вглубь вагона. Оглянувшись назад, я увидела испуганные глаза мамы и получила пару крепких подзатыльников. Уже опустившись на свои места, мама после длительной паузы рассказала бабушке о том, что произошло: «Я на некоторое время задремала и вдруг меня как кто-то подтолкнул, открываю глаза и вижу в просвете дверей у самого края вагона стоит Людмила с кружкой в руках. Поезд мчится на полном ходу и идет довольно сильный дождь. Меня как будто подбросила какая-то сила и в одно мгновение я оказалась у злополучного просвета. До сих пор мне страшно представить, что могло случиться, если бы поезд внезапно затормозил».