Итак, что касается меня, то я упрекаю Евгению П. лишь в том, что она, не дожидаясь, чтобы это за нее сделал кто-то другой, сама не взялась за исправление некоторых черт своего характера — не боролась со своим индивидуализмом. Один итальянский читатель «Огонька», Луиджи Джаварди, откликнувшийся на письмо Жени, пишет ей: «Вы ограничивались незначительными успехами и при первом серьезном затруднении бросались на новое поприще, не стремясь преодолеть трудность. А между тем именно борьба за преодоление препятствий помогла бы Вам разобраться в том, какая из областей деятельности более соответствует Вашим способностям и Вашим возможностям». Замечание это абсолютно правильно. Но правильно лишь в том случае, если бы девушку своевременно подготовили к преодолению трудностей, если бы она вступала в жизнь как боец, устремленный к какой-то цели, а не просто как плывущий по течению времени «житель земли».
Кто же должен был подготовить Евгению к преодолению трудностей? Ответ один: семья, школа, пионерская организация, комсомол. Но если бы нашелся желающий проследить путь Жени через семью, через школу и молодежные общественные организации, то на этом пути, несомненно, обнаружились бы немалые колдобины, и выяснилось бы, что с Женей не очень-то работали, что излишне часто она была предоставлена самой себе. В семье восхищались обилием ее «талантов», в школе ей изо дня в день внушали убеждение в том, что у заканчивающего десятый класс один-единственный путь —в институт; без института, дескать, жизни на земле нет. А какова была роль пионерской и комсомольской организаций в Жениной жизни, по письму и вообще не видно: то ли она избегала участия в их работе — и так бывает, то ли они были не настойчивы и не вовлекли Женю в работу — так тоже случается.
Мы говорим «семья», «школа», «пионерская организация». Но ведь все зависит от людей, от того, какие люди в семье, в школе, в руководстве пионерской организацией. Бывает, что плоха семья, но хороша школа, и молодой человек вопреки семье вступает в жизнь отлично подготовленным. А бывает, что семья хороша, а вот учителя иные попадутся неважные, и до того неважные, что даже и хорошая семья не может нейтрализировать тот вред, какой эти учителя причиняют восприимчивой мальчишеской или девчоночьей душе.
Я знаю директора одной школы (к сожалению, приходится нехорошо говорить о женщине), которая хорошими учениками считает только тех, кто кляузничает, подхалимничает, всячески перед нею выслуживается. Остальные, по ее мнению, никуда не годятся. Каждый легко может себе представить, как в такой атмосфере уродуются детские души, с какими представлениями о жизни выходят молодые люди из подобной школы. Все силы мизантропка-директорша тратит на то, чтобы выдумывать и причинять неприятности ученикам, которые не желают лебезить перед нею, которые растут смелыми, неподкупными, самостоятельными. По окончании школы она выдает им самые отрицательные характеристики. Все видят это, но, когда я поинтересовался, почему же видят и терпят, мне ответили, что этой даме осталось дотянуть несколько лет до пенсии, пусть, мол, дотягивает, жалко портить ей биографию. Кто знает, может быть, не попав своевременно в ветеринарный институт, к которому она, возможно, имела тяготение, а затем провалившись на экзаменах в институт швейной промышленности, куда ей посоветовала «тетя Элла», поступила эта женщина с отчаяния, без призвания к делу, без любви к детям в институт педагогический да вот почти три десятка лет и калечит ребячьи жизни.
И в то же время известна мне другая школа, где директорствует человек, всю войну провоевавший офицером-артиллеристом, а по окончании войны сразу же вернувшийся в школу, которую он горячо любит. Это человек благородной, справедливой души. Поэтому и в школе установилась атмосфера благородства, нетерпимости ко всему низкому и некрасивому. Подхалимству и угодничеству тут места нет.
Окажись Евгения именно в такой школе, ее к жизни подготовили бы основательней. С нее бережно удалили бы излишнюю спесь, взращенную похвалами домашних по поводу обилия «талантов» у девочки, ее бы научили понимать силу коллектива, окрылили бы светлыми, красивыми целями, во имя которых человек способен преодолевать любые трудности в жизни.
Все пороки и недостатки человеческой натуры, укоренявшиеся тысячелетиями, за сорок лет не изживешь. Но мы видим, как многие из них уже отступают перед нашей новой действительностью. Отступает и этот мрачный, цепкий порок — индивидуализм, стремление жить только для себя, то есть тот краеугольный камень, на котором держится вся буржуазная мораль, вся буржуазная идеология, весь мир капитализма. Случайно ли, что каждая книга буржуазного писателя, каждый фильм буржуазной киностудии, каждый спектакль буржуазного театра воспевают, воспитывают, разжигают в людях не что иное, как индивидуализм во всех возможных формах и проявлениях?! Это социальный заказ буржуазии своему искусству, своей литературе. За исполнение этого заказа платятся огромные деньги. В Риме мы проезжали по району дорогих особняков, принадлежащих тем писателям и деятелям искусств, которые откровенно служат денежному мешку. Эти жилища по роскоши почти равны жилищам самих хозяев денежного мешка. И вместе с тем мне пришлось побывать однажды в гостях у прогрессивного французского режиссера кино, в его скромной парижской квартирке из трех тесных комнатушек. Этот смелый человек всю жизнь служит делу прогресса, он подлинный борец за мир, за правду в искусстве, за человеческое счастье на земле. И поэтому, конечно, ему редко удается поставить картину, он по-настоящему бедствует.