Письмо Евгении П., если вдуматься в него поосновательней, это уже сигнал бедствия, «SOS», обращенный к нашей литературе и к нашему искусству. Литераторы и работники искусств обязаны на жизненном пути Жени и многих-многих тысяч ее подруг зажечь яркие, зовущие маяки, родить литературных героев, которые бы поднялись вровень с героями нашей жизни. Когда в предвоенные годы юноша или девушка вставали в тупик перед вопросом: «Что мне делать? Как найти правильный путь в жизни?», они обращались не в редакцию газет и журналов, они обращались к любимым книгам.
Сегодня герои замечательных книг недалекого, но все-таки прошлого уже не справляются в одиночку с теми огромными задачами, какие возлагаются историей на литературу. Как бы ни был могуч Павел Корчагин, он нуждается в помощи. Время идет, и в одну шеренгу с Корчагиным, с Гавриком, с молодогвардейцами должны встать новые герои, герои наших дней. Об этом было сказано и на совещании ударников коммунистического труда. Говорили, правда, еще не в полный голос, вполголоса. Но придет час, заговорят и в полный голос.
Если вред ограничен малым тиражом — это не утешение. Пусть в двадцать, в десять, даже в одну душу будет капнута капля нигилистического яда, яда критиканства, яда снобизма, мелкотравчатости, заурядности, — и уже очень плохо.
Среди писем, адресованных «Жене П.», есть одно из Ленинграда, подписанное «Л.Б.М.». Этот корреспондент, в частности, пишет Жене вот что: «Вы хотите движения, романтики. Это хорошо. Большинство же в отличие от Вас оптимисты. Они много работают, здорово едят, их не мучает по ночам бессонница, не обжигают честолюбивые мечты. Они ходят в кино... Их не мучает, что они всего-навсего серая толпа. Жизнь проста, как медный пятак». Еще «Л.Б.М.» пишет: «Вы не знаете, как на Невском, в толпе можно чувствовать себя одиноким до отчаяния, до страха? Вы не знаете, что здесь, где жизнь бурлит, словно вода в котле, можно страдать от моральной опустошенности, не зная, куда направить свои силы, чтобы чувствовать себя счастливым?»
Скажем, что из более чем полутора тысяч писем такое письмецо оказалось единственным. Но разве не свидетельствует оно о том, что сознание его автора замутнено скверными импортными кинофильмами, которые почему-то в порядке ли проката, в порядке ли просмотра, но так или иначе все-таки просачиваются на наш экран, и теми отечественными, которые изо всех сил подражают им? Не свидетельствует ли это письмо и о том, что автор его начитался живописующей индивидуализм посредственной зарубежной литературы? Не стоит ли подумать над тем, откуда же смог молодой человек нашей страны, занятой огромным всенародным созиданием, набраться старомодных, высокопарных рассуждений? Он даже почти как герой недавно вышедшей на экраны кинокартины «Белые ночи» (герой не Ф. М. Достоевского, а именно картины) мелодраматично восклицает: «Нет выхода в действительности. Но его можно найти в мечтах».
Читаешь такое письмо и думаешь, насколько же внутренний мир Евгении П. богаче мира этого унылого, задуренного «мечтателя», которого дурное чтиво ввергло в пучину подражания опробированным образцам «разочарованных» и «умудренных»! Женя растерялась, Женя мечется, но она не сдается, она упорно, настойчиво ищет правильную дорогу в жизнь, она хочет во что бы то ни стало вырваться из кольца сомнений и неудач. А этот? Этот хлюпает носом. Но за его хлюпаньем, за его нытьем и позерством отчетливо видятся породившие такую душевную слякоть пьески, повестушки, стишки иных разрекламированных и возвеличенных слагателей поэм. Снова и снова задумываешься над тем, как точно сказано: «Песня и стих — это бомба и знамя, и голос певца поднимает класс». Дать Жене хорошую, волнующую книгу о герое нашего времени, о таком герое, две с половиной тысячи которых заполнили в мае зал заседаний Большого Кремлевского дворца, дать эту книгу — и многое прояснится в Жениной жизни. Книга может повести за собой на такие же и даже на большие подвиги, чем те, что описаны в книге. Люди, подобные Гагановой и Мамаю, должны стать не только героями газетных статей и очерков. Они должны прийти в художественную литературу полновластными хозяевами, какими являются они в жизни.
Молодых людей, настолько растерявшихся, насколько растерялась Евгения, немного; людей, которые активно строят новую жизнь, несравнимо больше. Но можно ли утешаться тем, что одних меньше, а других больше? Даже если бы Женя оказалась единственной среди нас, то и в этом случае следовало бы позаботиться о ее судьбе, подать ей руку помощи и, главное, подумать о том, как сделать так, чтобы исчезла, ушла из нашей жизни всякая возможность возникновения растерянных метаний и сомнений у молодого, здорового, полного сил человека.