«Душевный человек, — дополнил солдат возле телефонного аппарата. — В бою всегда первый. Только я на него сердце имею». — «Что так?» — поинтересовались мы. «А то. Составляли у нас штурмовую группу, дзот тут один фрицевский ликвидировать. Товарищ политрук и скомандовал: «Коммунисты, два шага вперед!» Ну, партийцы наши, понятно, шагнули. С ними и я. А он: «Ты куда, — говорит, — Вахромеев! Ты, брат, беспартийный. Вернись-ка в строй». Вот так...»
Мы разговорились. Что потянуло беспартийного двадцатидвухлетнего паренька в общую шеренгу с коммунистами? Он же отлично знал, что не на прогулку в Ленинград их приглашали, а на смертный бой с пулеметной точкой врага, забронированной, надежно вкопанной в землю.
Он не был златоустом, молодой ленинградский солдат; толком он нам ничего и не объяснил. Он только пожимал плечами в дымном свете соляровой коптилки да улыбался улыбкой, которая как бы говорила: «Ну а как же иначе-то?..»
И мы, может быть впервые, подумали в ту ночь о том, что коммунистом человек становится задолго до получения партийного билета. В партию его ведет притягательная сила ее идей, которые всю жизнь человеческую наполняют новым, волнующим содержанием, превращают человека в творца, в революционера, и получением билета только завершается его дорога в партийные ряды, начатая под могучим воздействием идей марксизма-ленинизма, идей самого справедливого и для всех народов самого желанного переустройства мира на земле.
Как только человек научился думать, он начал мечтать. Мечта о справедливости, о свободе рождала в народах красивые сказания о богатырях, об умнейших из умнейших, об отважнейших из отважнейших, которые непременно побеждают зло, побеждают носителей зла — всех горынычей, угнетателей и людоедов, разрушают их замки с подземными темницами и открывают людям путь к солнцу. И не объясняется ли поражающая мир победоносная мощь нашей Коммунистической партии тем, что ее марксистско-ленинское учение вобрало в себя тысячелетние народные думы, научно обосновало их правомерность и указало пути к претворению мечты в реальность.
В конце прошлого и в начале нынешнего столетия семейство последних Романовых вздрагивало при каждом ударе очередной эсеровской бомбы. Оно и понятно. Бомбы рвали губернаторов, полицмейстеров, крупных и средних чиновников. Одна из них поразила насмерть даже родного дядю царя. Державное семейство в панике окружало себя шпиками, казачьими сотнями, заборами, казармами, все дальше и дальше прячась от бомбистов. Но смекалистые жандармские умы доказывали царю-батюшке, что неизмеримо страшнее бомб те «тихие», никого не бомбящие кружки, которые собираются в рабочих жилищах за Невской заставой, на Выборгской стороне, в переулках вокруг Путиловского и читают — всего только читают! — книжки да спорят о прочитанном. И «батюшка», почувствовавший, где главная опасность для его трона, расправлялся с теми, кто «читал книжки», еще свирепее, чем с теми, кто швырялся бомбами. Сила вызревающих идей была грознее силы бомб.
Во все века пути мечтателей были тернисты. Мечтатели шли через застенки, через костры инквизиции, через изгнания, под насмешки «здравомыслящих», под злобный лай завистников, под градом камней. Создатель нашей партии, вырастивший ее из тех «читающих» кружков, Владимир Ильич Ленин был одним из величайших мечтателей мира. Гибель брата от рук царских палачей, преследования в пору студенчества, тюрьмы, слежки, ссылки, отступничество одних, кого он считал единомышленниками, прямое предательство других, безудержная клевета на него и на верных ему ленинцев-большевиков — через что только не прошел удивительный человек этот за свою, в сущности, очень короткую жизнь.
И когда член партии — то ли было на фронте, то ли сейчас — по призыву «Коммунисты, вперед!» решительно делает свой шаг, он научился этому у Ленина.
Было необычайно сложное время с марта до октября 1917 года. Сколько различных партий судорожно хватались в те месяцы за штурвал политической и государственной власти в развалившейся огромной стране. Кадеты, радикал-демократы, правые и левые эсеры, меньшевики, какие-то «беспартийные» социалисты, плехановцы, просто «правые» и просто «левые», просто монархисты... Все это шумело, гремело, металось меж Мариинским дворцом и Таврическим. А Ленин через непроваримую политическую кашу грозового лета настойчиво и убежденно вел свою большевистскую партию, тогда еще очень немногочисленную, к пролетарскому Октябрю.