— Много… Ну, в общем, что… — Тимофей замялся. — Ну, жил с тобой.
Зойка онемела от изумления. У нее даже перехватило дыхание. Она хотела что-то сказать и не могла. Наконец она с трудом выдавила:
— Врешь, Тим…
— Ну что ты! — пожал плечами Тимофей.
— Да как он мог?
— А еще написал, что… ты от него ушла и… мы с тобой… ну, понимаешь?.. А он хотел заставить тебя вернуться.
Зойка вдруг расхохоталась:
— Очумел совсем. Что за дурак!
Тимофей удивленно взглянул на нее. После двухчасовых разговоров в месткоме все это совсем не казалось ему смешным.
— Значит, справку взял из поликлиники, — сказала Зойка, становясь вдруг серьезной. — Что ж, и я могу справку взять… — она закусила губы и умолкла.
— Какую справку? — не понял Тимофей.
— А вот увидишь… И возьму, если они не оставят тебя в покое… Так что не беспокойся, Тим, все будет хорошо… Ну, пока… Я сегодня остаюсь работать.
И она убежала наверх.
Тимофей махнул рукой и пошел одеваться.
В покое их, однако, не оставили…
Уже на следующий день вокруг них сомкнулось кольцо отчуждения. В отделе многозначительно переглядывались, посматривали на Тимофея и Зойку с усмешками, шептались, но сразу умолкали, как только кто-то из них оказывался близко. Зойкины подружки-чертежницы старательно избегали ее удивленных взглядов, отвечали односложно, сами не заговаривали с ней. Зойка обиделась и расстроилась, даже всплакнула в обеденный перерыв, а Тимофей еще больше замкнулся и совсем перестал отзываться. Зойке с трудом удалось вытянуть из него несколько слов.
Жора появился в отделе через два дня. Он пришел с палкой, прихрамывал, страдальчески кривился, шея была замотана теплым шарфом. К удивлению многих, на лице у Жоры не было ни кровоподтеков, ни ссадин. Только нос был красный и распух. Впрочем, скоро все догадались, что это от насморка. Жора часто и громко чихал… Тимофея и Зойку он демонстративно не заметил. Разумеется, они ответили тем же. Со всеми остальными сотрудниками и особенно с сотрудницами отдела Жора был очень сердечен. Он по очереди обошел всех и подолгу каждому что-то тихо рассказывал. И все сокрушенно качали головами и осуждающе поглядывали в сторону Тимофея и Зойки.
Бесконечные разговоры так и не позволили Жоре до перерыва взяться за работу. После обеденного перерыва начальник отдела осторожно поинтересовался у Жоры, по какое число у него бюллетень. Жора чихнул и небрежно объяснил, что от бюллетеня отказался, поэтому можно считать, что он уже на работе.
— Ну, тогда давай… — сказал начальник.
— Да, да, — пообещал Жора и ушел в местком.
В месткоме он пробыл долго, а когда возвратился, туда вызвали Зойку. Она вернулась довольно быстро, раскрасневшаяся и очень возбужденная, бросила странный взгляд на Жору и издали от своего стола усмехнулась Тимофею. Смысла этой улыбки Тимофей не понял. В кармане у него лежал полученный утром вызов в милицию, и Тимофей весь день гадал — приглашают ли его в связи с задержанными бандитами или уже сработало заявление Жоры. Чтобы успеть к назначенному часу, Тимофею опять пришлось отпрашиваться у начальника. Он показал вызов. Начальник вздохнул, покачал головой и поинтересовался, как у Тимофея с работой; чертежи были срочные…
Тимофей заверил, что завтра к перерыву все кончит.
Начальник почесал за ухом и ни к селу ни к городу неожиданно сказал:
— И чего было с ним связываться?.. Дерьмо ведь на палочке, — и вопросительно посмотрел на Тимофея.
— Чего, чего? — не понял Тимофей.
— А, ничего, — махнул рукой начальник. — Это я так… Лирика… Идите, а то опоздаете.
В управлении милиции он попал к тому самому лысому капитану в очках… Если у Тимофея еще и оставались какие-то сомнения, то при виде непроницаемо торжествующего взгляда капитана они мгновенно исчезли.
— Присядем, гражданин Иванов, — сказал капитан тоном, который не обещал ничего хорошего.
Тимофей весь похолодел и присел.
Капитан раскрыл папку, извлек оттуда лист бумаги и принялся внимательно перечитывать его. Время от времени он поднимал голову и испытующе смотрел на Тимофея.
Наконец он кончил читать, отложил бумагу, откинулся в кресле, скрестил руки на груди, прищурился под очками и сказал:
— Как же это вы, гражданин Иванов? Рукоприкладство в общественном месте… Нанесение телесных повреждений и еще после того, как вы у бедного парня девушку отбили. Вы что же, для этого тренировались?
Тимофей промолчал.
— Вы поняли, по какому делу я вас вызвал?
Тимофей молча кивнул.
— Хулиганские действия, попытка покушения на жизнь. Это уголовное преступление: статья…
Капитан задумался, под какую статью лучше всего подвести Тимофея.
— Не было ничего такого, товарищ капитан, — устало сказал Тимофей. — Написать можно что угодно… А свидетели?
— К заявлению потерпевшего медицинское заключение приложено, — перебил капитан. — Вот оно. — И он показал Тимофею синий листок-анкету, густо исписанный мелким корявым почерком, со штампом и печатями.
— Все равно не было, — повторил Тимофей. — По-другому было… Я его только окунул в бассейн у «Хрустальной струи». Разве там можно человека утопить?
— Человека можно в любой луже утопить, — назидательно сказал капитан. — Были случаи.
— Так ведь свидетель есть, — настаивал Тимофей. — Она все видела.
— Вы имеете в виду гражданку Несерчаеву? — уточнил капитан.
— Ее…
— Ну, видите ли, она лицо заинтересованное и не может рассматриваться в качестве беспристрастного свидетеля.
— В чем она заинтересована?
— Это вы оставьте, Иванов. Мне ведь все известно.
— Клевета, товарищ капитан. По-другому было.
— Что именно по-другому? Я вам заявления потерпевшего еще не показывал.
— А я его знаю. Он такое заявление в местком подал… Меня уже вызывали и…
— Что «и»?
— Заявление показали… Ругали… Грозили… Он в заявлении написал, чтобы меня судили и исключили из профсоюза.
— Вот что, — сказал капитан. — Значит, в местком тоже… Ну, судить вас или нет, это мы будем решать… Посмотрим…
— Так за что судить-то, товарищ капитан?
— А вот за это самое, — капитан постучал пальцем по заявлению Жоры. — Кстати, Иванов, почему у вас физиономия в синяках? Еще с кем-нибудь подрались?
— Это он, — сказал Тимофей.
— Кто он?
— Он, — Тимофей указал на заявление Жоры.
Капитан явно удивился:
— И вы позволили?.. Между прочим, у него на лице синяков я не заметил.
— А откуда им взяться? Я ему ничего не успел сделать.
— Не успели? Как не успели?
— Очень просто… У него руки длинные.
— А эти ваши «приемы»?
— Я их не применял… Забыл про них…
— Чудеса рассказываете… А бассейн?
— Так это уже после было, товарищ капитан. Я упал, и он меня ногами стал бить. Ну, и тут я вспомнил… про приемы… И купнул его в бассейне. Он сразу вылез, но больше драться не стал… Убежал…
— Еще бы, — сказал капитан и почему-то поежился…
— А больше ничего не было, — заверил Тимофей и осторожно потрогал кончиком языка свою разбитую губу, которая опять начала кровоточить.
Капитан задумался, внимательно глядя на него. Потом подвинул несколько листов чистой бумаги и сказал:
— Напишите объяснение. Все как было, с самого начала. Подробно и разборчиво.
Тимофей пересел за соседний стол и принялся писать. Писал он долго. Получилась почти целая страница. Однако капитан забраковал его работу.
— Что это вы придумали, — недовольно сказал он, пробежав глазами написанное. — При чем тут время?.. И надо подробнее. Все как было. Пишите еще раз, только побыстрее.
Тимофей тяжело вздохнул. Бросил взгляд на часы. Скоро семь. Он сидит уж два часа… Подробнее, это еще два часа… Выхода не было, и Тимофей решил приостановить время…
— Вот, — сказал он, протягивая капитану исписанные листки.
— Уже, — встрепенулся капитан, откладывая газету. — Ну это другое дело… Но, — он озадаченно взглянул на Тимофея, — когда вы успели?
— А что?
— Быстро очень…
— Так вы и велели побыстрее.
Капитан некоторое время с сомнением разглядывал лежащие перед ним листки бумаги, потом испытующе посмотрел на Тимофея.