Эльдарянин напрягся из последних сил, стараясь, чтобы телепатемы получались как можно чётче.
Пелоп застонал, словно в мозг его впилась раскалённая игла. Мысль, невозможная, вдруг вспыхнувшая в уме, мучила его.
– Выпей фалернского, – сказал кто-то, протягивая Пелопу козий мех с вином.
– Лучше молока выпей, – сказал старый пастух Пелопу.
Холодное козье молоко на миг возвратило Пелопа на землю. Он услышал оживлённые разговоры о давешнем землетрясении, о предстоящей олимпиаде, о видах на урожай. Но тут же оживлённые лица пастухов как бы потускнели, подёрнулись пеленой, костёр исчез, и он снова очутился на каменистой площадке.
Прыгать? Прыгать, взяв в обе руки груз?! Но ведь он будет тяжелее?… Однако внутренний голос убеждал его, что другого выхода нет.
Пелоп сделал несколько шагов, нагнулся, подобрал с земли два каменных обломка. Нет, эти слишком тяжелы. Эти? Слишком легки. А вот эти, пожалуй, в самый раз.
Зажав что есть силы камни в руках, Пелоп попятился от пропасти, чтобы выиграть пространство для разгона. Разбежался и прыгнул, выбросив руки с грузом вперёд. Он летел, делая волнообразные движения, а в середине траектории отбросил прочь камни и в тот же миг высоко вознёсся над пропастью… Перелетел её и очутился там, на другом краю.
ИРЕН
Стоял ничем не замутнённый солнечный день, обычный для Спарты, когда во двор их дома вошёл незнакомый человек. Тилон в это время, наскоро перекусив куском козьего сыра и лепёшкой, резвился в углу двора, в тени невысокой обветшавшей ограды. Мальчик был занят обычным для себя делом: отчертив прутом дорожку для разбега, он старался, разогнавшись, прыгнуть как можно дальше, так, как это делают настоящие атлеты.
Молодой незнакомец, скользнув по нему неласковым взглядом, принялся неспешно подниматься на крыльцо. Сердце мальчика внезапно сжалось от дурного предчувствия.
Из дверей выбежала мать, заметившая гостя в окно.
– Заходи, ирен! Жаркий день сегодня, а в комнатах прохладно, – начала она, жестом приглашая пришельца в комнаты.
– Времени мало, – оборвал её гость. – Я пришёл сказать тебе, что подошёл его срок, – кивнул он в сторону Тилона.
Мальчик оставил прыжки и подошёл поближе.
– Неужели срок подошёл?… – пробормотала мать, и Тилон с удивлением отметил про себя, что голос её слегка дрожит.
Гость в задумчивости побарабанил пальцами по глыбе желтоватого мрамора, лежавшей слева от входа. Отец Тилона собирался вытесать из неё несколько межевых столбов.
Мать смотрела на гостя умоляющими глазами.
– Что ж, – произнёс пришелец, словно приняв какое-то решение, и резко повернулся к матери. – Если ты настаиваешь на том, что мы ошиблись, и…
– Но ты посмотри, ирен, – перебила мать и указала на Тилона. – Ведь он совсем ребёнок, даром что так подрос. И он тяжело болел прошлым летом, мы ведь сказали об этом совету старейшин…
– Не лей пустопорожние разговоры, особенно с женщинами, бросил незнакомец.
Тилон начал уже догадываться, зачем тот пожаловал к ним.
– Что ж, если тебя, женщина, не устраивают законы Спарты… – Не докончив фразы, гость безжалостно точным щелчком сшиб со своего рукава зеленокрылого кузнечика.
Мать потупилась.
– Полно тебе, ирен, – пробормотала она. – Можешь забирать его.
– Что значит – можешь забирать? – возвысил голос гость. Ты что, одолжение Спарте делаешь?
Мать промолчала.
– Или ты считаешь, что я с арифметикой незнаком? – про– должал, распаляясь, пришелец. – Конечно, я не Пифагор и не Евклид, но до семи сосчитать умею. А спартанцу больше и не нужно. Между прочим, в совете записаны даты рождения всех граждан, которые…
– Ты считаешь как надо, ирен, – примирительно промолвила мать. – Все сходится. Если кто и ошибся, так это я.
– Это другое дело.
– Зайди, ирен, в дом, выпей холодного молока, – предложила мать. – Или вина.
– Некогда мне. Нужно успеть до захода солнца обойти ещё с полтора десятка домов, таких же, как твой… И если в каждом придётся мне вести пустые разговоры… Тебя как зовут? – неожиданно обратился гость к Тилону.
Мальчик промолчал, только сильнее сжал ивовый прут, которым расчерчивал дорожку для прыжков.
– Его зовут Тилон, – сказала мать.
– Тилон, – повторил тот, кого мать называла странным словом «ирен». – Ишь какой зверёныш! Ну, ничего, я научу тебя почтительности к старшим.
– Он ещё слаб после болезни… – сказала мать.
– Вот мы и сделаем его сильным. Сильным и отважным, как лев, – с важностью произнёс ирен, видимо, чужую фразу. – Готовь его в дорогу. Завтра на рассвете я приду за ним.