Команда на «Кристофере» была многочисленной. Здесь собрали представителей почти всех морских профессий. И едва не главным считалось ремесло плотника.
Когда в минуту гнева вместо пожелания сломать шею или ногу моряк в сердцах бросал: «Чтоб у тебя мачты поломались!», корабельного плотника, как ни крути, приходилось причислять к важнейшим людям на борту. Ведь всего каких-то полфута трухлявых досок отделяли экипаж судна от погибели. А с хорошим тиммерманом – плотником, имеющим к тому же доброго помощника, они могли спать спокойно.
Путь в судовые плотники нелегок. Прежде чем попасть в ученики к плотнику, желающий приобрести эту профессию был обязан не менее четырех лет проплавать матросом, затем еще три года длилось само ученичество. Как правило, плотник пользовался доверием и благосклонностью капитана. На нефе тиммерман был освобожден от несения вахты. Он принадлежал к тем немногим счастливчикам, кто имел право спать всю ночь напролет. Правда, иной раз ему все же приходилось постоять у руля.
Незаменимыми судовыми мастеровыми были такелажники и парусники, именуемые в команде «зашивателями мешков». Такое прозвище они получили, поскольку парусные мастера зашивали в парусину умерших во время плавания.
Их старались избегать и по другой причине: постоянное общение с иглой, шилом и нитками накладывало свой отпечаток на склад характера парусного мастера, так же, как на кока вечная возня с горшками и мисками. Кроме того, парусник, как правило, почему-то считался среди матросов существом двуличным.
Работа парусного мастера ценилась на нефе столь высоко, что его, как и плотника, капитан Робер де Брезе освободил от несения вахты.
А самым бесполезным существом из тех, кто когда-либо ступал на палубу «Кристофера», по мнению матросов, был брадобрей. Ведь бритье испокон века считалось на торговых судах занятием предосудительным.
Окладистая борода была такой же непременной принадлежностью морских волков, как слово «аминь» в молитве. Обязательной стрижкой волос занимались только на посудинах военного флота, где всех матросов равняли под одну гребенку. Злые языки ехидничали, что дисциплина немедленно расползется по всем швам, стоит лишь разрешить команде стричь волосы и бороды по индивидуальному фасону.
Брадобрей должен был нести вахту наравне с матросами. Однако орудовал он в основном бритвой и ножницами, потому что на таком большом и многолюдном корабле, как «Кристофер», он едва поспевал обслуживать всех. А Робер де Брезе, дворянин и бывший морской офицер, терпеть не мог неряшливые бороды и сальные патлы.
Поэтому пришлось матросам нефа смирить свою гордыню, забыть про предрассудки и терпеливо сносить упражнения брадобрея, благо платил де Брезе щедро и наказывал редко – только за серьезные провинности. Бестолкового мордобоя, как на некоторых других судах, он не допускал.
В экипаже нефа за большие познания в морском деле вскоре стали считать Эсташа своим, и юноша с моряками старался быть на равных. Оказывается, если не относиться к матросам как к глупым животным, можно заработать себе большой авторитет. За Робером де Брезе его команда готова была пойти в огонь и воду. Он был справедливым капитаном.
Но были на нефе и весьма странные личности. На «Трумеле» с ее небольшим по численности экипажем подбор матросов осуществлялся весьма тщательно, притом лично капитаном. А вот «Кристофер» явно испытывал нужду в профессиональных покорителях морей. Судя по разговорам среди матросов, Робер де Брезе создал специальную команду, которая прочесывала портовые закоулки в поисках людишек, более-менее пригодных для службы. Поэтому на нефе попадались матросы, абсолютно не приспособленные к морской жизни.
Неделями и месяцами капитан и мастера бились над ними, действуя то крестом, то пестом, пытаясь сделать из них моряков, но со временем убеждались в полной бессмысленности этой затеи. Просто взять и уволить их, как это сделали бы на берегу, было невозможно, поэтому волей-неволей приходилось подыскивать им какое-то место в экипаже.
Но поскольку сами они от исполнения каких бы то ни было обязанностей отказывались, то постепенно опускались до положения «прислуги за все». Матросы называли их неучтиво – «придурками», гоняли туда-сюда, и все это с руганью, тумаками и битьем линьками.
Из своего опыта Эсташ знал, что не очень жаловали и матросов, которые не задерживались подолгу на одном судне и в ближайшем порту старались самовольно «списаться» – дезертировать. Таких называли «летучие рыбки», или «скакуны». Отвращение к любой работе, охота к перемене мест, любовь к приключениям – вот движущие силы их кочевой жизни. Многие из них, уйдя из дома судовыми юнгами, возвращались на родину уже старыми морскими волками, не подав о себе за все годы отсутствия ни единой весточки.