Эстель внимательно слушала Адель и записывала каждую деталь.
Оказалось, Оливье просто обожал готовить. Он делал вкуснейший гратен дофинуа и изумительный киш лорен. Порой он даже занимался виноделием (видимо, это в самом деле, в крови у всех французов, и место жительства в данном случае не имеет никакого значения). Он делал вполне сносное домашнее вино. Он боялся предлагать его кому-то, кроме Адель, но все же невероятно гордился своими винными шедеврами.
Да… у Оливье было много положительных качеств. Помимо кулинарных способностей, он мог похвастаться начитанностью и чувством стиля. К тому же он всегда был заботливым мужем и отцом. Дочки были для него принцессами. Он водил их на прогулки, делал им подарки, баловал их сладостями и играми. И он всегда поддерживал Адель во всех ее начинаниях. Когда она сказала, что хочет открыть свой магазинчик, он похлопал ее по плечу и откупорил бутылку Mercier. Он не сказал ни слова. Но она поняла, что всегда может рассчитывать на его поддержку. Когда она стала заниматься йогой по утрам, он купил ей лучший в мире коврик для йоги. Когда он узнал, что она беременна третьим ребенком, он купил ей килограмм дынного мороженого.
Эстель провела в магазинчике почти целый день.
Вечером ей позвонила Изабель.
‒ Ты где? ‒ взволнованно спросила она.
‒ У Адель.
‒ Ты что, там прописалась? Дуй в редакцию. Есть разговор.
Изабель была на взводе. Наверное, она собиралась поговорить о чем-то важном.
Эстель поблагодарила Адель за теплый прием.
Она вышла из магазинчика и снова вдохнула парижский воздух. И ей снова предстояла долгая пешая прогулка.
Она зашла в Léon de Bruxelles на бульваре Итальянцев. Там подавали изумительные сырные крокеты. Если полить из лимонным соком и запить бокалом сухого вина (не бельгийского пивного напитка, а именно сухого вина), можно на несколько секунд оказаться в эдеме. Крокеты были любимой закуской Эстель (неважно, что придумали их не французы). И хотя в бельгийской забегаловке можно было заказать гору устриц, жаренные мидии или тунцовый паштет, Эстель хранила верность крокетам.
Когда Эстель добралась до редакции, на улице уже стемнело.
Изабель сидела в кресле и жадно ела лимонную тарталетку. Она листала новый выпуск газеты. В ее глазах было сомнение и недовольство: наверное, она не была в восторге от истории Месье и Мадам Бокюз. Что ж, этого следовало ожидать. Она изначально не видела смысла в публикации сладкой романтической истории, полной любви и чудес. Ее мнение не изменилось. Но это ерунда.
‒ Я уже думала, на тебя вампиры напали.
‒ Нет. Не напали.
‒ Садись.
Эстель присела в соседнее кресло. Она была немного взволнована. О чем Изабель хотела поговорить? И почему она ест пирожное на ночь?
‒ Я уезжаю из Парижа.
‒ Что?
‒ В Марсель. Моего мужа отправляют туда по работе. Мы поживем там несколько месяцев. Может, несколько лет. Пока точно не знаю. Но думаю, это к лучшему. Буду загорать, купаться, есть дыньки.
Изабель улыбалась. Похоже, мысли о предстоящем переезде доставляли ей удовольствие. Она словно отпустила напряжение и погрузилась в сладостные мечты о будущем. Наверное, она строила планы, представляла, какой будет ее новая квартирка и как можно будет добраться до пляжа, что она будет есть на завтрак и понравится ли мужу на новом месте. Да… Изабель пребывала в состоянии блаженства. Эстель никогда не видела ее расслабленной и умиротворенной. Но, очевидно, в жизни каждого человека происходят события, меняющие характер, мировоззрение, мироощущение и мировосприятие. Возможно, Изабель была рождена для того, чтобы жить в Марселе, загорать и есть дыньки. И кстати, загар, наверняка, прекрасным образом пристанет к ее коже, и она будет выглядеть бодрой и отдохнувшей.
‒ Тут еще кое-что. Я беременна.
Эстель была в шоке. Изабель? Женщина, всегда пребывающая в нервном возбуждении? Беременна? И к тому же счастлива и расслаблена? Все же в мире есть место маленьким чудесам.
Она подошла к Изабель и нежно поцеловала ее в щечку.
‒ Я понятия не имею, что положено говорить в данной ситуации, но я за тебя безумно рада.
‒ Если честно, я не поняла, каким образом это случилось. Не с технической точки зрения. А вообще… Мы ведь не планировали ребенка. Мы даже никогда не поднимали эту тему. Но это случилось. Не представляю, что теперь будет.
‒ Я скажу тебе, что будет. Ты станешь мамой.
‒ Придется оставить работу на время.
‒ Ну, и черт с ней.
‒ А вот и нет. Я не могу послать к черту свою работу. Я ведь вложила в эту газету столько сил и энергии. И я намерена вывести ее на новый уровень. Я хочу, чтобы в мое отсутствие кто-то осуществлял мои планы. И я хочу, чтобы этим кем-то была ты.