— Он уже четыре года не заглядывал сюда, — говорила миссис Барфилд. — Он ненавидит этот дом. Если я его завтра сожгу дотла, он и бровью не поведет… А все-таки я стараюсь сделать что могу и не теряю надежду, что он когда-нибудь женится, приедет и поселится здесь.
Мистер Артур — так называли они его в своих беседах — не извлекал никакого дохода из имения. Ренты вдове едва хватало на жизнь и на выплату по закладным. Вся земля сдавалась внаем; мистер Артур пытался сдать дом тоже, однако это оказалось невозможным — пришлось бы сначала израсходовать солидную сумму, чтобы привести дом и усадьбу в надлежащее состояние, а заниматься этим у мистера Артура не было никакой охоты. Скачки куда более доходное предприятие, заявил он. К тому же ведь и парк был сдан в аренду, и мистер Артур мог распоряжаться только домом и садом; он даже не мог больше скакать верхом по холмам, не спросив у кого-то дозволения, поэтому ему было уже все равно, что станется с усадьбой. Его матушка могла доживать там свои дни, стараясь, по ее собственным словам, сохранить, что возможно, — мистера Артура это не касалось, лишь бы она его не тревожила. Все это мистер Артур изложил во время одного из своих редких посещений, а также в своих письмах, когда он брал на себя труд отвечать на письма матери. Его равнодушие причиняло боль старой даме, — ведь у нее уже ничего не оставалось в жизни, кроме усадьбы. Мало-помалу миссис Барфилд перестала советоваться с сыном, и когда ходить в Бидинг ей стало не под силу, она вынесла из гостиной мебель и поставила там простой сосновый стол. Она не задумалась над тем, что скажет Артур, если она станет приглашать к себе на молитвенные собрания соседей или вывесит на столбе у ворот объявление об этих собраниях.
Однажды миссис Барфилд и Эстер прогуливались по аллее и с удивлением увидели, что белая калитка отворилась и появился мистер Артур. Мать поспешила навстречу сыну и приостановилась в нерешительности, испуганная гневным выражением его лица. Она вспомнила про объявление и пожалела, что рассердила его. Ей просто не пришло тогда в голову, что это будет ему неприятно, и теперь она семенила рядом с ним, прося выслушать ее. Но, к великому ее огорчению, Артур, по-видимому, не мог совладать со своим раздражением. Он не желал ничего слушать и продолжал осыпать мать упреками, стараясь при этом уколоть ее как можно больнее.
Ему наплевать, если ветер валит деревья, ему наплевать, если со стен сыплется штукатурка, он не имеет ни пенса от этой усадьбы, и пусть бы она провалилась к черту, ему наплевать. Мать получает свою вдовью часть доходов, он не мешает ей распоряжаться ими по своему усмотрению и разрешил ей жить здесь. Однако он не потерпит, чтобы всякая шантрапа из города лезла в его дом. Семейство Барфилдов как-никак принадлежит к дворянскому сословию, и пока стены Вудвью еще не рассыпались в прах, он желает, чтобы этот дом оставался тем, чем он был. Если дом пришел в упадок, этого он ничуть не стыдится. Принца Уэльского можно принимать в развалинах замка, но нельзя приглашать его в диссидентскую молельню.
Миссис Барфилд возразила, что ей непонятно, какое бесчестие может навлечь на дом то обстоятельство, что несколько добрых друзей соберутся в нем для молитвы… Она не предполагала, что сыну будет неприятно, если она примет их. Больше она этого делать не будет. К сожалению, ходить в Бидинг ей уже не под силу, а другого подходящего дома поблизости нет, значит, ей придется отказаться от посещения молитвенных собраний.
— А я не могу понять, какое можно получать удовольствие, преклоняя колени вместе с толпой мелких лавочников… Это вы здесь, перед этим столом, плюхаетесь на колени? — спросил мистер Артур, указывая на длинный сосновый стол. — Вы превратили гостиную в самую настоящую сектантскую молельню.
— Господь сказал, что, когда двое соберутся для молитвы, он будет с ними. Это великие слова, и с годами мы все сильнее и сильнее чувствуем потребность в духовном общении. Только таким путем мы воистину ощущаем свою близость к господу… Ты презираешь простых людей, а в глазах господа все люди равны. И что бы я делала здесь совсем одна, если бы не молитва? И Эстер, прожив такую трудную, полную испытаний жизнь, в чем еще найдет она утешение, как не в молитве? Это наша единственная отрада.