Давидъ Юмъ
Естественная исторія религіи
Діалоги о естественной религіи
Отъ Памфила къ Гермиппу
Кѣмъ-то было замѣчено, мой Гермиппъ, что, хотя древніе философы и придавали большей части своихъ ученій форму діалога, однако въ позднѣйшія времена подобный методъ изложенія мало примѣнялся, да и рѣдко удавался тѣмъ, кто пробовалъ имъ пользоваться. И дѣйствительно, точная и планомѣрная аргументація, которая въ настоящее время требуется отъ изслѣдователей въ области философіи, естественно заставляетъ всякаго прибѣгать къ методическому и дидактическому способу изложенія, при помощи котораго онъ можетъ непосредственно, безъ приготовленій, выяснить тезисъ, составляющій цѣль [его аргументаціи] и перейти затѣмъ, безъ всякаго перерыва, къ выводу доказательствъ, обосновывающихъ этотъ тезисъ. Изложеніе системы въ формѣ разговора врядъ-ли кажется естественнымъ; и если писатель-діалогистъ, отступая отъ прямого способа изложенія, желаетъ тѣмъ самымъ придать своему произведенію болѣе свободную форму, а также избѣжать всякой видимости обращенія автора къ читателю, то онъ рискуетъ попасть въ еще болѣе неловкое положеніе, вызвавъ въ насъ представленіе объ учителѣ и ученикѣ. Если-же онъ ведетъ споръ въ непринужденномъ тонѣ хорошаго общества, т. е. вводитъ рядъ разнообразныхъ темъ и сохраняетъ между бесѣдующими должное равновѣсіе,— тогда ему часто приходится тратить столько времени на приготовленія и переходы, что читатель едва-ли сочтетъ все изящество діалога достаточнымъ для себя вознагражденіемъ за тотъ порядокъ, за ту краткость и точность, которые приносятся при этомъ въ жертву.
Однако, существуютъ нѣкоторыя темы, къ которымъ особенно подходитъ діалогическая форма, такъ что въ примѣненіи къ нимъ она продолжаетъ быть предпочтительнѣе прямого, простого способа изложенія.
Любой тезисъ какой-нибудь доктрины, разъ онъ достаточно очевиденъ, чтобы почти не допускать пререканій, но въ то-же время настолько значителенъ, что не можетъ быть слишкомъ часто внушаемъ, любой подобный тезисъ по видимому требуетъ именно какого-нибудь такого метода разработки, при которомъ новизна формы въ состояніи вознаградить за обыденность темы, живость разговора помогаетъ особенно сильно выставить [защищаемый] принципъ, а разнообразіе точекъ зрѣнія, которыя представлены различными лицами, различными характерами, не кажется ни утомительнымъ, ни излишнимъ.
Съ другой стороны, любой философскій вопросъ, который настолько теменъ и недостовѣренъ, что человѣческій разумъ не можетъ придти по отношенію къ нему къ опредѣленному рѣшенію, любой такой вопросъ,— если онъ вообще допускаетъ обсужденіе,— повидимому естественно наталкиваетъ насъ на діалогическій, разговорный стиль. Разумные люди вполнѣ могутъ расходиться во взглядахъ на то, въ чемъ никто не можетъ быть положительно увѣренъ на основаніи разума: но [всякое изложеніе] противоположныхъ мнѣній, даже безъ опредѣленнаго рѣшенія вопроса, доставляетъ намъ пріятное развлеченіе; если-же сама тема интересна и любопытна, то книга, такъ сказать, переноситъ насъ въ общество и такимъ образомъ соединяетъ въ себѣ два самыхъ большихъ и самыхъ чистыхъ удовольствія въ человѣческой жизни, науку и общество.
Къ счастью, всѣ эти условія можно найти въ вопросѣ объ естественной религіи. Есть-ли истина, столь-же очевидная, столь-же достовѣрная, какъ существованіе Бога? вѣдь оно признавалось и самыми невѣжественными вѣками, а нахожденіе новыхъ доказательствъ и аргументовъ въ его пользу составляло честолюбивое стремленіе наиболѣе утонченныхъ умовъ. Есть-ли истина, столь-же значительная, какъ эта истина, являющаяся оплотомъ всѣхъ нашихъ упованій, самой надежной основой нравственности, наиболѣе твердой поддержкой общества и единственнымъ принципомъ, который ни на минуту не долженъ покидать нашихъ мыслей, нашихъ размышленій? Но при трактовкѣ этой очевидной и важной истины сколько встрѣчается намъ темныхъ вопросовъ относительно природы этого божественнаго существа, относительно его аттрибутовъ, его повелѣній и предначертаній его промысла: всѣ эти вопросы всегда были предметомъ споровъ среди людей. Человѣческій разумъ еще не пришелъ по отношенію къ нимъ къ опредѣленному рѣшенію; но все это — такія интересныя темы, что мы не можемъ воздержаться отъ безустаннаго изслѣдованія ихъ, хотя покамѣстъ результатомъ нашихъ самыхъ точныхъ изысканій были только сомнѣніе, недостовѣрность и противорѣчіе.
Все это я недавно имѣлъ случай наблюдать, проводя по обыкновенію часть лѣта съ Клеанѳомъ и присутствуя при его разговорахъ съ Филономъ и Демеей; разговоры эти я недавно передавалъ тебѣ, [правда] въ довольно несовершенной формѣ. Любопытство твое было такъ сильно возбуждено, говорилъ ты мнѣ тогда, что я непремѣнно долженъ дать тебѣ болѣе точный, болѣе подробный отчетъ о разсужденіяхъ собесѣдниковъ и развить тѣ различныя системы, которыя они излагали, обсуждая столь тонкій вопросъ, какъ вопросъ объ естественной религіи. Замѣтный контрастъ въ характерахъ бесѣдовавшихъ еще болѣе усилилъ твои ожиданія: и ты противопоставлялъ точный, философскій складъ ума Клеанѳа беззаботному скептицизму Филона, а затѣмъ сравнивалъ и тотъ и другой душевный складъ съ твердой, непреклонной ортодоксальностью Демеи. Моя молодость позволяла мнѣ быть лишь слушателемъ ихъ споровъ, а благодаря любознательности, присущей этому раннему возрасту, въ моей памяти такъ глубоко запечатлѣлись все сцѣпленіе, вся связь ихъ аргументовъ, что, я надѣюсь, мнѣ удастся пересказать ихъ, не пропустивъ и не перепутавъ въ нихъ ничего наиболѣе важнаго.