Всѣ скептики утверждаютъ, что разумъ, разсматриваемый съ абстрактной точки зрѣнія, доставляетъ непреодолимые аргументы противъ себя самого, и что мы совсѣмъ не могли-бы сохранить никакого убѣжденія и никакой увѣренности въ чемъ-бы то ни было, еслибы скептическія разсужденія не были настолько утонченны и ухищренны, что оказались бы наконецъ не въ состояніи стать противовѣсомъ болѣе вѣскимъ и естественнымъ аргументамъ, имѣющимъ свой источникъ во внѣшнихъ чувствахъ и въ опытѣ. Но очевидно, что когда наши аргументы лишаются этого послѣдняго преимущества и слишкомъ удаляются отъ обыденной жизни, тогда они оказываются на одномъ уровнѣ съ самымъ утонченнымъ скептицизмомъ, который въ такомъ случаѣ бываетъ вполнѣ въ силахъ служить имъ противовѣсомъ. Перевѣсъ не оказывается ни на той, ни на другой сторонѣ; духъ нашъ долженъ пребывать въ нерѣшительности между обѣими, но эта-то нерѣшительность, это-то равновѣсіе и составляетъ тріумфъ скептицизма.
— Я замѣчаю однако, Филонъ, сказалъ Клеанѳъ, и замѣчаю это какъ на твоемъ примѣрѣ, такъ и на примѣрѣ всѣхъ скептиковъ-теоретиковъ, что ваше ученіе и ваши дѣянія одинаково не согласуются другъ съ другомъ, какъ въ наиболѣе туманныхъ теоретическихъ положеніяхъ, такъ и въ вашемъ поведеніи въ обыденной жизни. Гдѣ только очевидность налицо — вы придерживаетесь ея, несмотря на исповѣдуемый вами скептицизмъ, и я замѣчаю притомъ, что нѣкоторые изъ васъ настолько-же рѣшительны [въ своихъ взглядахъ], какъ тѣ, которые признаютъ себя большими сторонниками достовѣрности и увѣренности. И дѣйствительно, развѣ не былъ-бы смѣшонъ человѣкъ, который заявилъ-бы, что онъ отвергаетъ объясненіе, данное Ньютономъ чудесному явленію радуги, отвергаетъ потому, что объясненіе это даетъ намъ мельчайшій анализъ свѣтовыхъ лучей, т. е. касается предмета, по истинѣ слишкомъ утонченнаго для человѣческаго пониманія? А что-бы ты сказалъ про человѣка, который, не имѣя никакихъ частныхъ возраженій противъ аргументовъ Коперника и Галилея относительно движенія земли, отказался-бы согласиться съ ними на томъ общемъ основаніи, что такого рода предметы слишкомъ возвышенны и далеки, чтобы быть объясненными при помощи узкаго и обманчиваго человѣческаго разума?
Правда, существуетъ, какъ ты это вѣрно замѣтилъ, особый видъ грубаго и невѣжественнаго скептицизма: послѣдній наполняетъ толпу общимъ предубѣжденіемъ противъ того, что не легко ею понимается и заставляетъ ее отвергать всякій принципъ, требующій для своего доказательства и установленія тщательнаго размышленія. Но этотъ видъ скептицизма пагубенъ для знанія, а не для религіи: вѣдь мы видимъ, что тѣ, кто особенно твердо его придерживается, часто принимаютъ не только великія истины теизма и естественнаго богословія, но даже самыя нелѣпыя положенія, которыя рекомендуетъ имъ традиціонное суевѣріе. Они твердо вѣрятъ въ вѣдьмъ, хотя не желаютъ ни повѣрить, ни вслушаться въ самое простое положеніе Евклида. Но утонченные скептики-философы впадаютъ въ непослѣдовательность противоположнаго характера. Они проникаютъ со своими изысканіями въ самые темные уголки науки и каждый отдѣльный шагъ ихъ сопровождается ихъ согласіемъ сообразно той очевидности, которую они находятъ. Они даже принуждены сознаться, что самыми темными и далекими являются какъ разъ объекты, которые всего лучше объяснены философіей; и дѣйствительно, свѣтъ уже анализированъ, истинная система небесныхъ тѣлъ открыта и удостовѣрена, — но питаніе тѣлъ до сихъ поръ остается неизъяснимой тайной, сцѣпленіе частицъ матеріи — все еще непонятно для насъ. Поэтому, такіе скептики принуждены въ любомъ вопросѣ разсматривать особливо очевидность каждаго отдѣльнаго доказательства и сообразовать свое согласіе съ той степенью очевидности, которую они находятъ. Такъ поступаютъ они во всѣхъ естественныхъ, математическихъ, моральныхъ и политическихъ наукахъ. Но почему-же, спрашивается, не поступать также въ наукахъ богословскихъ, въ религіи? Почему именно только выводы такого рода должны быть отвергаемы на основаніи общаго предположенія о немощи человѣческаго разума и безъ спеціальнаго разбора ихъ очевидности? Развѣ такое неравномѣрное отношеніе не является яснымъ доказательствомъ предубѣжденія и пристрастія?