На протяжении поколений, так далеко, как только может зайти память, копрофоры благочестиво раскладывают каждое утро свои испражнения по взморью. Два-три раза в год, сообразно надобности, те, что живут вдали от моря, впрягают в свои повозки волов и, растянувшись долгими обозами, влачатся излить накопленную в их деревнях драгоценную материю там, где бьется волна. Каковой до этого нет дела. В конце концов оформились огромные отложения, этакий земляной вал, тянущийся вдоль всего побережья страны копрофоров и обретший прочность скалы.
По ту сторону океана макрофилы, не только судо-, но и просто строители, в конце концов обратили внимание на в высшей степени декоративный характер копрофорийской скальной породы, сообразив, что ей можно найти замечательное применение в градостроительстве. Она легко обрабатывается, стойка к превратностям погоды и, будучи заведомо легче используемых обычно, позволит строителям возвести дерзкие архитектурные памятники на высоту, которая доселе оставалась недостижимой. Несколько копрофоров, служивших в фирме-импортере, вернулись на родину, получив отпуск по долгой болезни, и рассказали, как чужеземцы, набожные люди, возводят из их дерьма соборы. Старейшины, внимая их рассказам, призадумались… Они, которые никогда не желали и пальцем притронуться к своей священной скале, почитая святотатством ее продавать или брать натурой за то, что, прежде чем перейти к ним самим, составляло повседневную нужду и заботу их предков, внезапно с подозрительностью обнаружили, что сия драгоценная органическая память служит культу неведомых богов.
Когда на горизонте вновь появились паруса макрофилов, копрофоры поджидали их на берегу. Ни в чем не изменив ритуал предыдущих встреч, предложили воспользоваться их скромным гостеприимством. Но ночью пустили корабли ко дну.
В дальнейшем они приняли посильную и квалифицированную помощь своих пленников для возведения собственных храмов. В которых восславляли Истинного Бога.
Глава VII
Открытие в лесах Габона Великих храмов вновь заронило сомнение в казавшемся доселе неоспоримом верховенстве человека как религиозного животного.
От этих храмов, и по-иному их никак не назвать, сохранились только колонны, огромные, вытянувшиеся правильными рядами деревья, которые, должно быть, были выбраны среди прочих, последовательно выкорчеванных и тут же сгинувших под ненасытным африканским гумусом. По сторонам центральной, в форме нефа, аллеи, сквозь свод листвы которой просачивалось скудное освещение, в качестве боковых нефов проходили две другие, более узкие. В том, что можно было бы назвать хорами, сохраненные деревья располагались по кругу, а к их подножиям были прислонены большие камни, каковые, вероятно, некогда служили для местной церковной братии креслами. Именно они придавали всему монументальному ансамблю одновременно и весомый, и согласованный характер важнейшего общинного проявления. Но самым любопытным монументом, представленным в некоторых из этих храмов в почти полной сохранности, являлся, в центре описанного выше круга, своего рода купол из слоновой кости, образованный тесно подогнанными друг к другу искривленными конусами и поддерживающий по центру гигантских размеров яйцо, по меньшей мере вшестеро превосходящее по объему яйцо страуса, — должно быть, такие некогда нес эпиорнис, исполинская птица с Мадагаскара. В макушке своей яйцо было продырявлено, в отверстие мог войти кулак. Эти храмы, когда более, когда менее протяженные, но всегда схожим образом заложенные в центре искусственной прогалины, очень точно сориентированы на восходящее солнце.
Первые путешественники, обнаружив их в сотне лье от обитаемых территорий, вооружились терпением и стали поджидать в тени этих монументов, спрятавшись позади опор, пришествия «правоверных», чье поведение могло бы подтвердить их гипотезу.