Наставница странно замялась:
— Н-не обязательно.
Классный сон! Как экскурсия… даже не на Луну, а в другой мир, где студент-филолог вдруг становится магом, приложив минимум усилий.
— Теперь урок окончен. Мне нужно лишь заблокировать твои способности.
— Какие способности? Швырять туман во сне?
— Ты — маг, Виктор, — в голосе наставницы звучали умиление и печальная серьёзность. С такой интонацией говорят: «Ты, сынок, уже взрослый — паспорт получил. А родители, знаешь ли, не вечны — пора уже самому начинать банки грабить». — И после пробуждения твои способности никуда не денутся.
— Я стану профессиональным метателем тумана?
— Ты всё узнаешь со временем, — с лёгким нажимом прервала его Лира. — У нас впереди ещё много занятий. А сейчас ты должен помолчать и постоять смирно, чтобы блокировка наложилась правильно и безболезненно!
— Безболе…
Воздух застрял в лёгких, мышцы одеревенели. Только сердце бешено колотилось где-то в районе глотки. И другой женский голос зазвучал прямо в голове, словно маленькие наушники-затычки запихнули значительно глубже, чем положено: «Слушайся старших, ученик! Те, кто слишком торопятся, влетают лбом в стену, — приятный такой, почти игривый голос девчонки-сверстницы. — Ты уж извини, но спеленать тебя всё-таки надо». Правда, паралич сводил на нет всякую приятность.
Ещё одна волшебница? И ей явно мозги отморозило в здешней холодрыге!
«Можно и так сказать, — мысленная весёлая усмешка довершила образ, рождённый паникой. — Но не здесь и не от холода».
Наставница же воспользовалась моментом: под ногами Виктора родилось изумрудно-зелёное свечение и брызнуло в стороны дюжиной двухметровых лучей. По лучам прошла рябь, и из того же центра побежала спиральная нить, стала подтягивать, загибать зелёные подрагивающие струны. Она добралась до конца струн и продолжила обжимать зелёную конструкцию до контуров замершего тела.
Всё сон! И эта мерзостная, пугающая зелень, которая того и гляди прилипнет к телу, нужна для того, чтобы придать убедительность иллюзорной блокировке! Надо перетерпеть эти капризы подсознания, но запомнить, что происходило, чтобы в обычном мире уверить себя в нереальности этой зелёной дряни!
«Интересный ход мысли, юный ученик! — девушка-невидимка засмеялась. — Хоть ты и ошибаешься. У тебя завидная подготовка по ментальным техникам. Может потому заклинание тебя и вытянуло? Хм! Я это обдумаю! Кстати, а что, если окажется, что сон более реален, чем ты полагаешь? А?»
Паралич отпустил. Виктор дёрнулся в своей уменьшающейся тюрьме, ощутил жёсткость прутьев, и остановился. Фразы, переданные безумной девчонкой, ввинтились в разум и неожиданно пригасили панику: она явно знает, о чём говорит, и её скупая информация к размышлению кажется исключительно важной! А что, если и она сама более реальна, чем он полагает? Как?
2. Дым без огня
Виктор проснулся и резко сел на кровати. Мышцы вспомнили последние секунды странного сна, и тихо заныли хором. Ступни радовались тому, что больше не надо ходить по холодному, плохо отёсанному камню. Сердце выказывало лёгкое недовольство. Правое колено, оказавшееся в тепле, обнаружило небольшую ссадину и попыталось привлечь к себе особое внимание.
Ничего себе — сон! Мало того, что он оставил после себя вполне ощутимые последствия, так ещё и, как большинство снов, стремится ускользнуть в глубины памяти, подлец!
— «Тело не живёт без мозга», — процитировал Виктор фразу из «Матрицы».
Пару минут он ещё пытался задержать в мыслях детали сновидения, но спас немногое. Он как-то появился… где-то в большом зале, вырубленном, видимо, в скале под ледником… Он слышал голоса каких-то женщин, мёрз, бросил кусок тумана, и попал им в зелёную крестовину — это застряло в памяти вплоть ощущений твердеющего в руке тумана. Потом его спеленали.
Бумажный дракоша-скелетоша под потолком еле поворачивался в чуть живом сквозняке. Виктор дунул на свою поделку, и через секунду ящер послушно замахал крыльями. Здравствуй, мир без волшебства, со всеми твоими простыми и привычными законами! Но магия — это всё же здорово. Хорошо бы она всё-таки жила в мире! Или не хорошо?
Виктор почувствовал, как разум радостно хватается за повод для размышлений, и почти сразу начинает захлёбываться в рождающихся противоречиях, в бездне возможностей, в необходимых ограничениях. Он потряс головой.
— Ma raison est si… si…* — пробормотал он, и, не припомнив верного слова, пошёл завтракать.