– Это предварительные выводы. Всё-таки предварительные. В заповедях есть «Не убий», но нет: «Не окажи помощи ближнему своему». Последнее, что правда, в несколько иной интерпретации, – есть в УК РФ. И как раз за неоказание. Но на первый взгляд все, кроме вашей дочери, невинны, аки агнцы, а следователю некогда доказывать обратное. Себя она и так уже приговорила и даже привела приговор в исполнение… Но младенец в коробке… Леонид Николаевич, что было в собственности вашей дочери? Не чем вы позволяли ей пользоваться, а что находилось в её законной собственности.
– Этот дом. Две машины. Пара квартирок там-сям. Счёт, куда деньги переводил я, так что никаких особых миллионов у неё не было… Кажется, какие-то драгоценности были. Но не камни с именами и историей – ничего слишком ценного, ради чего можно было бы… К чему вы клоните, Всеволод Алексеевич? И как можно подстроить такое специально? Вы сами себе противоречите!
– Ни к чему не клоню. Я просто собираю информацию. Честно говоря, дорогой Леонид Николаевич, мне очень интересно докопаться до того, кто перепутал вашу внучку с парой обуви. Я попросил ментов проверить сапоги и коробку на предмет отпечатков пальцев. Хотя?.. Что дадут те отпечатки? Мы сможем сличить их с отпечатками пальцев вашей дочери, вашего зятя. С отпечатками пальцев Саши-охранника, простите, вашими и даже моими, но там могут оказаться чьи угодно отпечатки. Например, прислуги. Кстати, почему у вашей дочери нет прислуги? Она сама убирала этот дом? Тут всё вылизано, как в пятизвёздочном отеле. Так не бывает, когда в таких хоромах живут всего двое.
– Моя дочь не любила посторонних! Она всё делала сама!
– Даже беременная? Беременная дочь олигарха – и не белоручка?! Ну что ж, похвально. Вернёмся к отпечаткам. Чьи ещё могут быть? Неизвестной нам подруги вашей дочери, примерявшей её сапоги. Но и подруг у вашей дочери не было. А если были, то об этом не знаете ни вы, ни ваш зять, заявивший, что вы с дочерью близки. И отпечатки продавца, эти сапоги в коробку упаковывавшего, найти вероятнее, чем отпечатки близких людей. Зачем близким людям оставлять отпечатки на коробке из-под обуви? И – главное! – все эти отпечатки нам ровным счётом ничего не дадут…
– Вы, господин Северный, несёте ересь, не соответствующую вашей репутации! – ледяным тоном произнёс Корсаков.
– Ересь?.. Возможно, возможно… Ваша дочь оставила завещание?
– Насколько мне известно – нет. Молодым девушкам редко когда приходят в голову такие вещи. Вы что думаете?!. Да нет! Олег никогда ничего такого бы не сделал! И даже не потому, что он любил Настю, а потому, что как огня боялся меня! И не только меня. Он по жизни – трус… И вообще, что за примитивный подход?! Агата Кристи давно не в моде.
– Не напирайте, Леонид Николаевич. Во-первых, не стоит выходить из себя по пустякам, только что потеряв единственную дочь. Во-вторых, вы вызвали меня не потому, что мои соболезнования особенно важны для вас. Но если я всё-таки ошибаюсь и за маской сильного уравновешенного человека скрывается обычный неврастеник – вам нужен специалист иного профиля, – жёстко отчеканил Северный.
– Простите. – В Корсакове вдруг, кажется, отпустило какую-то пружину, он судорожно вздохнул и начал говорить…
Глава четвёртая
Настя была единственной дочерью Леонида Николаевича Корсакова. Единственной, любимой, обожаемой. От единственной, любимой, обожаемой жены. Он растил дочь сам – с грудного возраста. Настина мать умерла в родах.
– По какой именно причине ваша жена «умерла в родах»? – уточнил Всеволод Алексеевич. – Полагаю, вы выясняли у врачей? Если она, конечно, рожала в родильном доме.
– Разумеется, моя жена рожала в родильном доме. Я – не пещерный человек, чтобы… – осёкся, поймав взгляд Северного. – Конечно, я выяснял. В родах что-то случилось, её потащили на операционный стол и с него уже не сняли. Это было давно, у меня были какие-то выписки, бумаги, но я их не сохранил. Точно могу сказать, что было кровотечение, и хирург говорил, несмотря на то, что они сделали всё, что могли… И вы знаете, я свято верил, что они сделали всё, что могли.
– Вера – это хорошо. Тем более что эти – могут! Могут сделать всё, что могут, и ещё сверх того. И уж если в родильно-операционном блоке не сняли со стола, то… Да любой оперирующий акушер-гинеколог не задумываясь свою почку отдаст, чтобы незнакомая или малознакомая ему баба на столе кони не двинула! Это ж материнская смертность! М-да… Так какой диагноз, уважаемый Леонид Николаевич? Напрягитесь, вы же наверняка знали – значит, вспомните.