Когда последние кусочки головоломки улеглись на место, в комнате повисло неуютное молчание. Два из шести сосудов каким-то образом оказались повреждены. Или их в таком виде замуровали? Намеренно или случайно?
Маклин встал, разогнув занемевшие колени.
— Так, кто желает высказаться первым?
Долгая пауза, как в классе, услышавшем трудный вопрос учителя.
— Может, это клички? — робко нарушила тишину констебль Кидд.
— Продолжайте, — ободрил ее Маклин.
— Ну, тут их шесть. Шесть личных вещей. Шесть органов жертвы. Шесть человек?
Инспектора передернуло. Можно предположить, что в убийстве участвовал не один человек, — иначе преступление слишком трудно было бы скрыть. Но шестеро?
— Думаю, вы правы. Тут есть какая-то причина. Вдобавок, если в ритуале участвовали шестеро, значит, каждый оставил какую-то памятку от себя и забрал часть девушки.
— Гадость какая… Зачем такое делать? — спросил Ворчун Боб.
— Папуасы Новой Гвинеи поедали своих умерших.
Все взгляды обратились к Макбрайду, и юноша покраснел от неожиданного внимания.
— Это тут при чем?
— Ну, не знаю. Они верили, что, съев человека, получаешь его силу и мощь. На погребальных пиршествах всем раздавали по куску тела. Вождям и важным особам предлагали лучшие части, женщины и дети обходились требухой и мозгами.
— Откуда ты все это знаешь, Стюарт? — удивился Маклин.
— А потом папуасы начали чахнуть и умирать от таинственной болезни. Помнится, называли ее «куру». Она почти полностью уничтожила население Новой Гвинеи. Ученые считают, что таинственный недуг был формой коровьего бешенства. Знаете, болезнь Крейтцфельдта-Якоба? Каннибализм обеспечил распространение вируса от поколения к поколению.
— Фонтан бесполезных сведений! При чем тут наша бедняжка? Ее никто вроде бы не съел? — пробурчал Ворчун Боб.
— Ну, если каждый взял свою часть, может, они… не знаю, хотели получить часть ее молодости или еще что.
— Ну и фантазер ты, — заметил Ворчун.
— Полегче, Боб. Неизвестно, почему девушку убили. Я готов выслушать самые невероятные версии, но для начала надо сосредоточиться на вещдоках. — Маклин вытащил из коробки пакет с платьем, сложенным аккуратно, будто только что с полки универмага. — Посмотрим, нельзя ли уточнить время смерти.
Старший инспектор следственного отдела Чарльз Дагвид стоял посреди кабинета, управляя сотрудниками, как дирижер — несыгранным оркестром. К нему то и дело подходили за одобрением своих действий, но чаще нарывались на сарказм. Маклин, остановившись в дверях, наблюдал за происходящим и думал, что дела шли бы лучше, не будь здесь Дагвида.
— Нет, на это времени не тратьте. Мне нужны рабочие версии, а не праздные рассуждения. — Подняв голову, старший инспектор заметил Маклина. — А, инспектор! — у него это слово прозвучало как оскорбление. — Рад, что вы к нам присоединились. А вам, констебль Кидд, не следует отвлекаться на другие дела без разрешения старшего по званию.
Маклин собирался вступиться за девушку, но та виновато понурилась и шмыгнула в ряд полицейских, работавших за компьютерами. Маклин прекрасно помнил о способностях Дагвида управлять подчиненными. Основные методы: наорать и запугать. Всякий, не лишенный инстинкта самосохранения, быстро учился никогда не оправдываться.
— Что там со вскрытием?
— Смерть, вероятнее всего, наступила от кровопотери при перерезании горла. Доктор Кадволладер не уверен, но предполагает, что Смайта накачали обезболивающими средствами, прежде чем вспороть ему живот. Следов борьбы нет, как нет и никаких признаков, что его связали. То обстоятельство, что он не умер от удаления селезенки, заставляет предположить какой-то способ анестезии.
— Значит, убийца обладал некоторыми познаниями в медицине, — заметил Дагвид. — Известно, что он использовал?
— Анализы крови будут готовы к вечеру, сэр. До тех пор я ничего больше не могу сделать.
— А ты поторопи их. Нельзя терять ни минуты. Главный констебль звонит весь день, требует результатов. Вечерняя пресса сообщит об убийстве, к тому времени мы должны знать, что говорить журналистам.