Рут хотела что-то ответить, но Заксен не дал ей вставить слова:
– Сейчас ты либо справишься со своей проблемой, либо будешь бороться в моей клетке, пока не потеряешь рассудок. Такая интрига, а у меня место в первом ряду. Если будешь падать, постарайся не заляпать мозгами стены, будет сложно объяснить здесь твое присутствие, – губы расплылись в странной улыбке, но взгляд так же цепок и спокоен.
Заксен развернулся и пошел к выходу, напоследок бросив:
– Заканчивай здесь и выходи.
Заксен закрыл за собой дверь, я снова осталась здесь в одиночестве. Меня удивило то, что он не остался наблюдать за моими муками. И еще после всех издевок он сказал: «Заканчивай и выходи». Можно ли воспринимать эти слова как то, что он верит, что у меня получится? И остальные высказывания, признающие мою силу… Или мне кажется? «Не глупи. Не забывай о том, сколько всего он говорил помимо этого. Я пытаюсь уравновесить булыжник и перо. Слишком много думаю». Его странное поведение вызывает много вопросов, я наверняка неосознанно зацепилась за его мимолетную доброту и воспринимаю все неправильно.
Я осторожно встала со скользкого пола. Полотенце, которым я была укрыта, теперь испачкано, а по моей ноге пробежала тонкая красная капля, оставляя яркий след на своем пути. И не только по ноге… В таком отвратном виде в личной душевой Бранденбурга я чувствовала себя мерзко и неправильно, будто глупая мышка, заблудшая в дом матерого сытого кота. Впустив ее в свое убежище, он смотрит на нее из темноты яркими зелеными глазищами и хищно облизывается, пока она спокойно бегает под боком, думая, что уже совсем не нужна ему. Но еще немного и у хищника разыграется аппетит, а маленькая мышка обречена… Возможно, я в том же положении. Может быть, меня тоже съедят. Но это будет потом, а пока нужно справиться с другим…
Я стояла под висящем на держателе душем и готовилась к новой борьбе. Сняв шланг со стены, я решила начать с простого: как могла вымыла тело подготовленным мылом. Я не уверена, можно ли мне брать его мочалку, поэтому решила не делать этого. Избавившись от неприятного запаха и красных пятен, я присела на пол, облокотилась о стену и аккуратно направила поток воды на голову, стараясь не дать ему попасть в глаза и нос. Все же будет хорошо, если вода не зальет мое лицо, верно? Вроде, да. Голова начала кружиться, но в остальном все нормально, я могу держаться. У меня все получается.
Натирая голову шампунем, я думала, как же все-таки странно заполучить страх мытья головы. Не думала, что у тех ужасных пыток будет настолько необычный эффект. Я чувствовала себя достаточно сильной, сумев пережить заготовленные Заксеном терзания, но подсознание, видимо, ничего не забывает. Придется перевоспитывать.
Когда я закончила, вытираться пришлось чистыми участками уже мокрого полотенца, потому что другого не было. Я использовала подготовленные Заксеном вещи и прибрала за собой испачканный пол. Решив, что оставлять грязное полотенце в таком виде очень уж неловко, застирала его и повесила на привинченную к стене длинную вешалку.
Я старалась меньше думать о том, что произошло в этот вечер. Мое положение, вид, запах, поступок Заксена – все кричало об абсурдности ситуации. Ее настолько тяжело переварить, что я предпочту вовсе не думать обо всем этом, чем буду рассматривать каждую деталь со всех сторон. Может быть, уже в темнице, когда мыслям будет не за что зацепиться, я уже никуда не денусь от сегодняшних событий, но пока что буду всеми силами держать их от себя на расстоянии.
Когда я вышла, первое, что бросилось в глаза, это Заксен: он отложил мешающиеся мечи, поменял штаны и рубашку формы на повседневные и сменил сапоги на более удобные и легкие туфли. Передо мной стоял уже не Заксен Бранденбург, командир Гончих, а высокий, хорошо сложенный мужчина средних лет в черной рубашке с расстегнутым воротником и слегка растрепавшимися влажными волосами.
Возможно, я все-таки ударилась головой, но в этот момент Заксен показался мне до неприличия красивым. Его взгляд, направленный на меня, так же остер и холоден, брови слегка сведены, а губы собраны в тонкую нить, готовую в любой момент расплыться в кривой ухмылке. Мне никогда не нравилось это выражение его лица, обычно оно таило готовность смениться маской ярости и быстрым смертельным нападением. Но не сегодня. Вся его фигура источала спокойную мощную силу и, самое главное, совершенно не чувствовалось исходящей от него обычно опасности. Он стоял у окна и неспешно затягивался горькой сигаретой.
Для меня совершенно несвойственно любоваться красотой людей, тем более мужчин, тем более врагов… Наверное, всему виной сегодняшние события, все эти потрясения совершенно обескуражили меня. Я не совсем понимаю, как мне сейчас относиться к этому человеку. Он мне враг? Друг? Нет, точно не друг, но конкретно в этот момент и не враг, наверное. Интересно, почему он на самом деле помог мне. Сбивает с толку, пока готовит новые истязания или мне повезло увидеть его в хорошем настроении? Я совсем не понимаю, что мне сейчас делать, как себя вести.
Чтобы отвлечься от этих путаных мыслей, я бегло осмотрела кабинет и про себя отметила, что он гораздо проще, чем ожидалось от командира Гончих: пара заполненных книгами и папками шкафов, рабочий стол из темного дерева, небольшой светло-коричневый диван, низкий столик, тумба и ковер. Ничего лишнего: ни украшений, ни картин. Только часы, пепельница, держатель для ручек и полка с мечами. Невольно напомнило мою собственную комнату. Наверняка и спальня так же проста, как моя.
Я заметила, что Заксен все это время молча смотрел на меня и уже докуривал сигарету. Он затянулся в последний раз и втер окурок в пепельницу на столе.
– Чему ты улыбаешься? – спросил он, направившись ко мне.
– О… ну… – меня поймали, неудобно. – Просто вспомнился дом. Точнее, моя комната. Такая же простая, как эта. Если говорить о кабинете командира, я ожидала увидеть больше предметов, говорящих о статусе. А тут… Место обычного служащего.
– Это сугубо мое пространство, оно выстроено по удобству, а не по красоте, – невозмутимо ответил он. – К тому же настоящий предводитель показывает свое положение действиями, а не побрякушками.
Меня передернуло от этих слов, я тут же вспомнила, какие у него методы.
– Лучше бы действительно декорацией, чем мечом и кровью.
– Не неси чуши, – раздраженно ответил он. – Власть требует жертв, чтобы ее заполучить, и силы, чтобы удержать. Иначе никак.
– Возможно. Но не так много, как ты пытаешься показать. Правитель Либералитаса тому доказательство. Эльткрид не кромсает людей направо и налево, не подавляет своих подчиненных.
– А ты спелась с Валентином? – оскалился Бранденбург. – Может тебя и покорил правитель Либералитаса, но ты забываешь, что в убежище я стою над уголовниками и некоторыми их невольными жертвами. Обе стороны обозлены и недовольны ситуацией. Сдержать их пыл может только сильный правитель, иначе начнутся беспорядки, жертв будет много с обеих сторон.
– Я не верю в твои слова, Заксен, – покачала я головой. – Я по своему опыту знаю, что многие хотят мира и спокойствия, они всего лишь хотят жить. Есть негодяи, но велико число и тех, кого осудили за безобидное для других преступление. Любовь, например.
– О…Ты уже начала оправдывать преступников, Тистелла? – меня словно поразило молнией, когда услышала свою фамилию из его уст. – Где твое хваленое чувство справедливости?
– Оно всегда со мной, – твердо сказала я, уводя мысли от глупых переживаний. – Преступление есть преступление, это правда, но конкретно этот случай не несет для других ничего плохого, такое решение лежит лишь на плечах виновных, оно не касается ничьих других жизней. К тому же и в самом убежище, помимо всех остальных нарушений, никак не наказывается. Меня удивляет тот факт, что все говорят, будто здесь не действуют правила Верхнего мира, но небольшая стычка, кражи и насилие караются по всей строгости, как и наверху, а любовь и другие физические связи игнорируются. Значит, это не такое уж преступление? Тогда получается, что осужденные за любовь люди так же хотят счастья и спокойствия, как жители Верхнего мира.