Я села на диван и глянула на стол, на котором осталась пустая баночка из-под лекарства. Темный стеклянный флакончик совершенно неожиданно напомнил о том, что мне еще нужно забрать из дома ящик с лекарствами и некоторые вещи. Я ведь не рассчитывала приступить к работе прямо сегодня и не взяла из дома ничего из вещей. Предупредив, о своем уходе Адаже, я вышла наружу.
Улицы уже были темны. Ночь медленно вступала в свои права, она дышала над головой едва различимым за пением цикад тонким шелестом листьев. На краю убежища у одинокого дома Адаже ветер был прохладен и свеж, он ласково щекотал мои щеки, выбивал из строя пряди отросшей челки, временами застилающей мне глаза. Меж деревьев еле слышно гулял аромат замерзающей земли, робко предвещая о скором наступлении холодов. Я вдохнула его полной грудью, с легким свистом выпуская на волю сквозь неплотно сомкнутые губы. Казалось, само время остановилось и нет вокруг ни домов, ни стен, ни людей — ничего, кроме убаюкивающего мерного шелеста над головой и собственной тени, подчеркиваемой желтыми светом, бьющим из-за окна за спиной.
Сейчас дом Адаже кажется скрытыми от глаз чужаков храмом безмолвия, этаким безмятежным зеленым островком, заботливо объятым приветливой природой и защищенный ей же от волнений внешнего мира. Убаюканная тихой колыбельной листвы под внимательным взором темной ночи, я было подумала никуда не идти сегодня, остаться здесь в одиночестве… да хоть бы и до утра, почему нет. Я сама не заметила, когда успела сесть на ступеньки и погрузиться в эту песню жизни, как и не поняла, почему, очнувшись от раздумий, тут же встала и направилась к воротам. Что заставляет меня уйти отсюда и вернуться в поток сырости и гнили, что неизменно окружает эти крохотные каменные коробы? Тело двигается само, разум же, как после транса, медленно выползает из неги прямиком на холодные плиты тротуара. Едва коснувшись ногой каменной клади, я почувствовала этот нажим под лопатками, что выталкивает меня из полудремы в суровую реальность. Вот и все, закончилось мое недолгое путешествие по чертогам лабиринта неведомых ранее ощущений, заполнивших мою грудь спокойствием и тоской. Почему, оказавшись наедине, скрытая от солнца и чужих глаз, я испытала его?.. Думаю, я могу понять.
Я неспешно шла по тихим центральным улицам и думала о Заксене. И примерно половина мыслей за день тоже оказалась посвящена ему. Его на удивление приятное моим ушам имя казалось новым, свежим, будто со словами о любви к нему командир открылся для меня как новый человек. Оно так и вертелось на языке, мягко каталось в мыслях, гулко отдавалось в висках, будто голова только тем и забита, что его именем. «Заксен Бранденбург». Я удивлялась самой себе: что такого можно думать про одного мужчину на протяжение стольких часов? Ответа нет. В голове то и дело всплывает его образ, облаченный в черный плащ, цепкий спокойный взгляд лиловых глаз, направленный прямо на меня. В груди сразу просыпается что-то суетливое, теплое, будто пушистый нежный зверь спит где-то в глубине и щекочет меня изнутри при каждой смене положения. Во мне пробудились новые ощущения, совершенно невообразимые желания. Я вспоминала кадры нашей последней встречи, вечер до нее, его уверенную спокойную фигуру за столом, а я будто сижу совсем близко, смотрю на него исподтишка и тайно желаю дотянуться до его лица. Коснуться виска, нырнуть пальцами за ухо, провести ладонью по шее и зарыться в мягкие волосы. Уверена, мне не кажется, и они и правда очень мягкие. Его пряди тонкие и упругие, они ниспадают аккуратным водопадом и немного прикрывают его лоб и висок, так и хочется поправить, ощутить их прохладу у себя на пальцах.
«Касаться Заксена?». Довольно смелое желание. Я знала, откуда оно берется, но не понимала, как с ним бороться. И надо ли?.. Все эти чувства рождены тем, что Финн назвал любовью… Мне нравится, но… страшно. Я никогда не испытывала внутри ничего подобного, меня пугало это надрывное желание тут же броситься к штабу, найти его, столкнуться на улице или просто увидеть издалека. Мне не хотелось бы говорить это даже самой себе, но правда очевидна, она так и просится лечь на язык: «Мне его не хватает». Когда рядом нет никого, кто мог бы подслушать мой шепот или подсмотреть мысли… хотя бы сейчас я могу признаться себе в этом. «Не хватает». Особенно явственно это ощущается сейчас, когда я не могу отвлечься на уроки с сэром Инесом или мысли о том, как правильнее повернуть на путь к спасению своей никчемной потрепанной судьбы. Сейчас, когда запах ночного морозного ветра напомнил мои собственные слова, адресованные ему в полузабытьи. «Предпочту не стыдиться того, что не смогла проконтролировать». Так я сказала ему, еле помня о своих глупых выходках на пьяную голову, но прямо сейчас готова была провалиться под землю, вспоминая свой жалобный голос, молящий остаться со мной еще ненадолго. Хотя, возможно, я бы могла сказать это вновь… Все это ветер и спокойствие ночи, принесшие на своих крыльях его запах и низкий веселящийся смешок. Они во всем виноваты, ведь сама я бы точно не вспомнила. То-то мне сейчас так поплохело…
За этими мыслями я даже не заметила, как дошла до дома. Весь путь думала только о нем… Снова. Хорошо, хоть ноги сами домой принесли. Привычным движением я подняла щеколду и ступила во мрак пустого зала. Если подумать, у меня не так много вещей, которые можно забрать: ящичек с лекарствами, швейный набор, пара столовых приборов и новый плед, что мне пришлось купить в преддверии морозов. Благо, финансы и правда позволяли, и мне не нужно было мучиться, кутаясь в дырявое истончившееся одеяло, что осталось здесь от прошлых хозяев. Я никогда не разбрасывалась деньгами и не покупала больше необходимого, но даже сейчас мне было не по себе от того, насколько легко решился мой вопрос с выживанием. Пока многие забивались в углы под домами и стенами, моля о капле воды и крохе хлеба, я могла стабильно питаться дважды в день и спать в тепле и комфорте. Конечно, я не обязана взваливать на себя их судьбу, но чувствовала, что должна была вспомнить хоть о ком-то, кроме себя. Меня учат заботиться о себе и не спасать всех подряд, и в целом я склонялась к тому, чтобы согласиться с этим правилом. Но старые привычки… Не дают мне так просто смириться с равнодушием, пусть я и пытаюсь убедить себя быть осторожнее. Если это лишь вопрос времени и моего возраста, интересно, что я буду говорить через десять лет? Во что верить? Наверняка я останусь при своем, ведь наверху мои привычки может и не настолько полезны, как я когда-то считала, но по крайней мере не настолько вредны, чтобы отказываться от всего, во что я так упорно верила. Верила. Раз так, пусть время все решит за меня.
Собрав свои немногочисленные пожитки, я на всякий случай проверила крепление на предплечье. Кинжал сидит хорошо, достать его не составит труда. Путь сюда был спокойным, но я была слишком беспечна, погрузившись в свои мысли. Ночь на дворе, расслабляться — худшая из возможных идей. Еще раз проверив удобство крепления, я в последний раз оглядела ставшие родными стены и, запретив себе жалеть об утрате такой ценности, вышла наружу. Ну вот и все. Теперь кто-то другой найдет его и будет так же счастлив своей находке, как я когда-то. Надеюсь, я больше никогда и ни при каких обстоятельствах не буду вынуждена вновь искать себе пристанище. Не думаю, что мне повезет в следующий раз.
Несмотря на мою полную боевую готовность и сосредоточенность, путь до дома Адаже прошел без приключений. Да, чутье меня подвело, навыдумывала себе опасностей и уже была готова защищаться, но нападающих, на удивление, не нашлось. Оно и к лучшему.
Оказавшись на крыльце, я снова замерла перед открытой дверью. Да, определенно, эти звуки и запах… плохо влияют на меня, внутри тут же просыпается неясное глухое томление. Я вздохнула, готовясь оставить это чувство и мысли о нем на пороге. «Ни к чему они мне, если уж и приходится терпеть все это, то уж, пожалуйста, только на улице. Дай мне укрыться от тебя хотя бы здесь». Я толкнула дверь.